— Эй, — говорю я, обращаясь одновременно ко всем и ни к кому конкретно, — мы же никак не сможем попасть внутрь?
— Нет, — отвечает мой сопровождающий.
— Наверное, мы даже не увидим ни одного гепера, верно?
— Нет, в это время они все спят.
— То есть мы увидим только то же, что и сейчас, но ближе?
— Что?
— Ну, только хижины, пруд и веревки для белья. И все. Так?
— Ага.
— Скучно, — осмеливаюсь сказать я.
Вся группа принимает это за чистую монету, и их возбуждение несколько спадает. Они идут медленнее.
Через пятнадцать минут мы приближаемся к Куполу. Его размер захватывает нас врасплох: он возвышается над нами и закрывает больше земли, чем я думал. Алые Губы начинает подергивать головой. Пресс напрягается в предвкушении. Физкультурник, идущий рядом со мной, запрокидывает голову и принюхивается.
— Я чувствую их запах. Я чувствую запах геперов! — кричит Тощий, и его хриплый голос разрывает тишину. Остальные вскидывают головы, их шейные позвонки щелкают, носы жадно втягивают воздух.
Где-то в пятидесяти ярдах они все теряют над собой контроль и срываются на бег. Я бегу за ними, стараясь двигаться как можно быстрее. Их невозможно разглядеть — они превратились в скопление размытых пятен, ноги поднимаются и опускаются, руки летают вперед-назад. В их движениях нет ни изящества, ни порядка, это беспорядочная мешанина прыжков и бросков.
Когда мне удается их догнать, они уже прижались к стеклу и слишком поглощены тем, что скрывает Купол, чтобы заметить мое опоздание. Внутри около десяти глиняных хижин. Они равномерно распределены по деревне, половина возвышается поблизости от пруда. Пруд выглядит очень интересно. Во-первых, из-за самого факта его существования посреди пустыни, а во-вторых, из-за идеально круглой формы. Разумеется, он искусственного происхождения.
Рядом с технологическими чудесами вроде пруда и Купола глиняные хижины кажутся доисторическими жилищами. Неровные, выщербленные стены. В них проделаны маленькие оконца без рам. Фундаментом каждой хижине служат два круга из грубо пригнанных прямоугольных камней.
— Ничего не вижу, — говорит Мясо.
— Да в любом случае все они спят, — отзывается кто-то из сопровождающих.
— Принюхайтесь, я чувствую их запах. Сильнее, чем обычно, — замечает мой сопровождающий.
— Ненамного, — отвечает ему его товарищ на другом конце группы.
— Намного, — настаивает мой сопровождающий, — сегодня намного сильнее пахнет. Наверное, они тут много бегали и потели днем. — Он хмурится и поворачивается в мою сторону. — Очень сильный запах сегодня. Странно.
Я силой стараюсь держать себя в руках. Пахнет от меня. Я знаю, но не могу шевельнуться или сделать что-то, что привлечет ко мне внимание. Поэтому пытаюсь его отвлечь.
Вопросом.
— Пруд глубокий? — интересуюсь я.
— Не знаю. Думаю, утонуть в нем можно. Впрочем, ни один гепер еще не утонул, эти твари плавают как рыбы.
— Не может быть, чтобы он тут сам появился.
— Посмотрите на гения, — произносит Тощий и сплевывает в песок.
— А стекло Купола пористое? — спрашивает Пресс. До этого она не произносила ни слова, так что я даже не сразу понимаю, что этот милый голосок принадлежит ей. — Я чувствую запах геперов. Настолько лучше искусственных имитаций, которые продают в магазинах.
— Кажется, в последние несколько минут он усилился, — вторит ей Физкультурник.
— Должно быть, действительно пористое. Я действительно чувствую их запах! — восклицает Пресс.
— Я так не думаю, но сегодня в воздухе прямо стоит их запах, — задумчиво произносит мой сопровождающий. — Солнце село уже много часов назад. Почти восемь. Не должно было остаться такого запаха. — Он сильнее втягивает воздух. Медленно поворачивается в мою сторону, и его ноздри раздуваются, напоминая расширившиеся от удивления глаза.
Я отхожу от группы.
— Обойду Купол, посмотрю, может, с другой стороны увижу что-нибудь интересное.
К счастью, ко мне никто не присоединяется. На другой стороне, под защитой глиняных хижин, я плюю на ладони и протираю подмышки. Отвратительная процедура, но единственная альтернатива — быть растерзанным на тысячу кусочков.
Когда я возвращаюсь, они уже готовы идти обратно.
— Запах пропал, — говорит Тощий с выражением смертника, — и смотреть не на что, все геперы спят.
Мы с неохотой отправляемся в обратный путь, приволакивая ноги. Все молчат. Я плетусь сзади, с подветренной стороны.
— Звезды сегодня, — произносит кто-то.
Это Пепельный Июнь, она обернулась и смотрит на меня.
— Слишком светло на мой вкус, — отвечаю я.
Она двусмысленно чешет запястье, поднимая взгляд к небу.
— Эти геперы — совсем как животные в зоопарке, — продолжает она, — все время спят.
— Сопровождающие говорят, что они от природы боязливы.
— Глупые животные, — резко бросает она, — им же хуже.
— В каком смысле?
Она, к моему удивлению, замедляет шаг, пока мы не оказываемся с ней рядом.
— Сам подумай, — поясняет она, — чем больше добыча знает об охотнике, тем больше у нее стратегических преимуществ. Если бы они не спали сейчас, то знали бы, сколько нас, сколько мужчин и женщин, наш возраст…
— Это если они знают об Охоте.
— Должны знать. Им же дали оружие.
— Это еще ничего не значит. Кроме того, это «стратегическое преимущество» им все равно ничем не поможет. Что бы они ни делали, Охота закончится спустя максимум два часа.
— Спустя час, если это будет зависеть от меня, — шепчет она. Очевидно, она хочет, чтобы это услышал только я. Я украдкой бросаю на нее взгляд. С тех пор, как мы приехали сюда, она вела себя скромнее, не привлекала всеобщее внимание, не выглядела такой звездой, как в школе, — старалась казаться незаметной. Разумеется, она все равно притягивала взгляды благодаря своей привлекательности, но не демонстрировала ее так неприкрыто.
Из Пустошей дует ветер, бросая пряди волос на ее бледное лицо. В ее глазах, холодных в свете луны и звезд, видно беспокойство. Неожиданно она наклоняется завязать шнурок. Я тоже останавливаюсь. Она возится долго, развязывая и завязывая шнурки и на втором ботинке.
Когда Пепельный Июнь наконец поднимается, группа успевает уйти далеко вперед.
— Знаешь, я так рада, что ты здесь, — тихо произносит она. — Хорошо, когда с тобой… друг.
Тишину какое-то время нарушает только звук пустынного ветра.
— Думаю, нам нужно объединиться, — предлагает она, — мне кажется, мы можем друг другу помочь.
— Я лучше всего работаю в одиночку.
