— Я лучше всего работаю в одиночку.
Помолчав, она спрашивает:
— Ты много читал о прошлой Охоте?
— Ну, как все.
Я лгу: я избегал книг и статей, избегал любого упоминания об Охоте.
— Я много читала о ней. Намного больше, чем все остальные. Фанатично, можно сказать. Много лет я была буквально одержима этой мыслью. Я читала книги, подписывалась на журналы, прочесывала библиотеки в поисках каждого клочка информации. Даже слушала радиоинтервью с победителями прошлых Охот, несмотря на то, что они в основном хвастливые идиоты. В любом случае, все то, что ты узнаешь в следующие несколько ночей, я уже знаю. Много лет как.
— Приятно слышать, — отвечаю я, не до конца понимая, к чему она клонит. Но это правда: она состоит во всех посвященных геперам школьных обществах и клубах.
— Слушай, это известный факт. Большая часть охотников уже это знает, но ты, судя по всему, и не догадываешься, так что давай я тебе объясню. Все дело в союзах. Победителем обычно становится тот, кто сумел заключить самый удачный союз. Всегда. Так было на прошлой Охоте. И на всех Охотах до нее. Если ты сумеешь собрать хорошую команду, ты выиграешь. Все просто.
— Тогда почему бы тебе не объединиться с кем-то из других охотников? Все знают, что главное в Охоте — грубая сила и физическая подготовка. А в этой области я не конкурент другим. Посмотри на студентов колледжа, они выглядят очень внушительно. Даже у старика больше шансов, чем у меня: чего ему не достает в силе, он компенсирует хитростью и опытом. А женщина? Кажется, она знает, что делать. У нее есть и ум, и ловкость. Вместе с ней вы можете выиграть.
— Это вопрос доверия. Ты единственный, кому я могу доверять.
— Тогда поверь мне, со мной ты проиграешь.
— Ты не хочешь даже попытаться?
— Разумеется, хочу. Я хочу добраться до этих геперов не меньше, чем все остальные. Но я реалист.
— Послушай, — произносит она, положив руку мне на грудь и не позволяя идти дальше, — ты можешь пойти один, и тогда у тебя действительно не будет ни малейшего шанса. Или мы можем объединиться, и вместе у нас будет шанс. Но если ты собираешься действовать без плана, то окажешься с пустыми руками.
Она права, но не совсем в том смысле, в котором думает. Я лучше, чем кто-либо, знаю, что мне нужен план. Без него я не просто проиграю Охоту, я лишусь жизни. Если я не разработаю какую-то стратегию, на Охоте станет ясно, кто я такой.
У меня есть план, и он довольно прост: выжить. И все. Следующие несколько ночей не привлекать к себе внимания. А потом, перед Охотой, имитировать травму. Сломанную ногу. На самом деле мне придется не просто имитировать — мне придется действительно сломать ногу. Я устрою истерику по поводу того, как мне не везет, что я вот так вылетел из Охоты. Я примусь драться со служащими, когда охотники отправятся в Пустоши, а я останусь лежать в постели, закованный в гипс. Так что все верно, она права, мне нужен план. И он у меня уже есть. Однако в него не входит союз с ней.
— Слушай… я понимаю. Но одному мне всегда лучше.
В ее глазах что-то мелькает, как будто она вот-вот сломается.
— Почему ты так со мной поступаешь?
— Что?
— Почему ты меня отталкиваешь? Все эти годы.
— О чем ты? Мы с тобой даже толком не знакомы.
— Интересно, почему же? — говорит она и ускоряет шаг, чтобы догнать остальных.
Ветер развевает ее волосы.
Несмотря на все доводы рассудка, я сам иду быстрее, чтобы поравняться с ней.
— Погоди. Послушай.
Она поворачивается взглянуть на меня, но не останавливается.
— Ты права. Нам надо поговорить.
— Хорошо, — соглашается она, подумав. — Но не здесь. Слишком много глаз и ушей. Давай остановимся у библиотеки.
Наши сопровождающие не слишком рады такому решению.
— Отклонения от протокола не разрешаются, — произносят они почти в один голос. Мы не обращаем на это внимания и, когда вся группа проходит мимо библиотеки, отрываемся от нее и заходим внутрь. Сопровождающие раздраженно следуют за нами. Они знают, что не могут остановить нас.
Мы проходим через фойе и останавливаемся у стола библиотекаря. Сопровождающие стоят рядом. Мы смотрим друг на друга.
— Ну, — наконец произношу я, обращаясь к Пепельному Июню, — не совсем удобная ситуация, верно?
Она слегка склоняет голову набок, и ее глаза, кажется, блестят сильнее, чем обычно.
— Почему бы тебе не показать мне библиотеку? — спрашивает она и зло смотрит на сопровождающих. — Мне одной.
Затем идет дальше, мимо читательских столов, разглядывая мебель и детали интерьера.
— Так вот что из себя представляет этот сказочный курорт, о котором я столько слышала, — говорит она, остановившись на старом коврике с цветочным узором посреди главной комнаты.
— Интересное превращение, — замечаю я. — Несколько часов назад все называли это место ужасной камерой-одиночкой, а теперь оно превратилось в курорт? Нет, серьезно, я предпочел бы жить в главном здании, — вру я, идя к ней. К счастью, сопровождающие остаются на месте.
— Поверь мне, вряд ли. Постоянные перепалки, жалобы, мелочность, слежка друг за другом — и это только среди сотрудников. Очень неприятно. Я бы сама предпочла оказаться подальше от всего этого. И от вопросов.
— Вопросов?
— О тебе. Люди не могут понять, почему тебя поселили сюда, почему с тобой обращаются как с важной персоной. А поскольку они в курсе, что мы из одной школы, и думают, что я хорошо тебя знаю, то не дают мне покоя вопросами — честно говоря, просто допрашивают — о тебе. Какой ты, что я знаю о твоем прошлом, способный ты или нет и так далее. До тошноты.
— И что ты им отвечаешь?
Пепельный Июнь смотрит на меня, сначала серьезно, потом ее взгляд смягчается. Она подходит к окнам от пола до потолка — самому дальнему от сопровождающих месту библиотеки. Я следую за ней, и мы стоим рядом у окна. Только мы вдвоем, окутанные лунным светом. Ничто не стесняет нашего дыхания. Такое чувство, что воздух здесь свежее.
— Я говорю им, что знаю. — Она смотрит в окно и снова поворачивается ко мне. В лунном свете ее глаза особенно выделяются. Радужки — четко очерченный круг чистого зеленого цвета. — Не так уж много. Что ты в некотором роде загадка, одиночка, держишься обособленно. Что ты дико способный, несмотря на то, что пытаешься это скрыть. Что, несмотря на то, что все девушки шепчутся о тебе, ты никогда ни с кем не встречался. Они спрашивают, были ли мы вместе, и я говорю — нет.
Я заглядываю ей в глаза. Она отвечает на мой взгляд с тихим отчаянием, как будто боится, что я могу отвернуться слишком быстро. Атмосфера между нами совершенно изменилась. Не могу объяснить. Такое впечатление, что воздух превратился одновременно и в обжигающее пламя, и в прохладную ласковую воду.
