Довесок проявил дипломатичность и пригласил на прием всех лучших людей Москвы в хоромы, способные с комфортом вместить лишь три четверти из них. Поэтому он не удивился, когда обнаружил, что территорию затопили женщины в эмпатических нарядах, меняющих цвет на более темные оттенки эмоционального спектра. Мужчины, в свою очередь, щеголяли в костюмах, которые рефлекторно ощетинивались короткими острыми шипами, когда другие гости приближались к ним на слишком близкое расстояние. Разумеется, они горько жаловались на то, как с ними обращаются. Довесок проходил вдоль огороженного двора, старательно держась вне досягаемости протянутых рук, и не смотрел в сторону московитов.
— Сударь! — к нему подбежал, запыхавшийся мажордом. — Подавальщики разливают водку из самоваров и говорят, что выполняют ваш приказ. Сударь, вы не можете подавать водку в самоварах. Это просто невозможно!
— В высшей степени возможно. В самовар наливают жидкость. Водка есть жидкость. Не вижу проблемы.
— Люди решат, что вы ничего не смыслите в русской культуре!
— Так оно и есть. Надеюсь многое узнать за время моего пребывания в вашей восхитительной стране.
— Но самовар предназначен для чая!
— Понимаю. — Довесок самым дружеским образом обнял беднягу за плечи и сказал: — Если кто-нибудь попросит чаю, пожалуйста, велите слугам приготовить напиток для гостя.
Затем он переступил порог особняка.
Если сады снаружи вмещали лучшую часть московского общества, то комнаты внутри — худшую. Здесь находились люди, от которых реально что-то зависело, — плутократы, министры и финансисты, которые, подчиняясь всесильному князю, действительно управляли Московией. Они не толпились, как бедолаги во дворе. Они собирались в бальном зале по трое или четверо, дружелюбно болтая с коллегами, которых видели каждый день, а официанты скользили по паркету с напитками и легкими закусками. Появление Довеска не вызвало особого волнения. Вельможи порой поднимали на Довеска глаза, кивали ему, а то и вовсе не оказывали ему никаких признаков внимания. Лишь иногда они улыбались в безмятежном сознании собственного могущества. Довесок был для них незначительной персоной, и даже самый пристрастный судья не подумал бы, что они пытаются угодить обычному иностранцу.
Официант протянул Довеску поднос с треугольничками тостов и громадной миской икры.
— Белуга, сударь?
Довесок нагнулся и понюхал.
— А почему оно пахнет рыбой? Явно испортилось. Выкиньте на улицу.
— Но ваше превосходительство!..
— Просто сделайте это, — перебил Довесок, прикидываясь, будто не замечает потрясенной и восхищенной реакции тех, кто стоял достаточно близко, чтобы расслышать диалог.
Дальний конец бального зала перегородили свежеоструганной перегородкой в полтора метра высотой. Между этим заграждением и ажурным деревянным карнизом наверху натянули полупрозрачный тюлевый экран. Сквозь полотнище смутно угадывались манящие фигуры Жемчужин, когда они появлялись в пространстве по ту сторону и заинтересованно оглядывались налево и направо. Туда и направился Довесок.
— Это и есть знаменитые русские женщины? — спросила Олимпия. — Они выглядят как коровы.
— По сравнению с тобой и твоими сестрами, о Дочь Совершенства, все женщины таковы. А если честно, здесь присутствуют министры, ген-бароны и аналогичные господа со своими женами, которые вам и в подметки не годятся. Однако у многих из них есть весьма привлекательные дочери и любовницы. В некультурном и грубом вкусе, разумеется.
— Хватит, — сказала Олимпия, — веди себя прилично.
— А князь будет? — вмешалась Русалка.
— Конечно, его пригласили. Явится ли он лично… — Довесок пожал плечами.
— Мне не терпится увидеть его.
— Мне не терпится проделать с ним гораздо больше, чем просто увидеть, — добавила Нимфадора.
— Нам всем не терпится начать новую жизнь, — резюмировала Зоесофья. — Серьезно, если нас в самом скором времени не представят князю, обещаю вам крупные неприятности.
— Первым пунктом в списке моих приоритетов будет…
— Куда более неприятные, чем ты можешь себе представить, — с нажимом произнесла Зоесофья.
Довесок вернулся к гостям. Встреча с князем Московии вполне отвечала и его целям, и чем скорее, тем лучше. А только что выдвинутый Жемчужинами ультиматум вообще не беспокоил Довеска.
То есть до тех пор, пока он не упомянул о своей задаче Начальнику княжеского протокола, а та не разразилась коротким лающим смешком.
— Князь Московии здесь? С какой стати ему сюда приходить?
— Ему послали особое приглашение.
Церемониймейстерша насупилась как бульдог.
— Князь никогда не откликается на приглашения. Что за абсурд! Подобные бумаги отклоняются, не читая. В действительности это значительная часть моей работы.
— Тогда позвольте мне воспользоваться случаем, поскольку вы здесь, и договориться о частной аудиенции. Мне не терпится встретиться с ним.
— Что?! Мой дорогой посол, никто не встречается с этим совершенным человеком! Ну, кроме мелких сошек, вызываемых в его покои за получением приказов или для предоставления отчетов. И Хортенко, естественно. Но князь не вращается в свете. И не наносит визиты иностранцам, какого бы то ни было толка.
— Но, позвольте… мой долг заключается в том, чтобы вручить князю дар от его кузена халифа Багдадского, который столь непревзойденно…
— Да-да. Уверена, подарок чудесный. Оставьте его в канцелярии казначейства, вам выпишут квитанцию, дар выставят в Успенском соборе на месяц, а потом передадут в хранилище.
— Но подарок уникален…
— Именно, — буркнула церемониймейстерша и отвернулась.
Довесок принялся бродить по залу. Спустя несколько минут его выслушал граф Спутникович-Коминский.
— Вы до некоторой степени в затруднительном положении, — объяснил он, сочувственно качая головой. — Наш князь не обычный правитель. Он не думает ни о чем, кроме блага государства, и не занимается никакой другой деятельностью. Он посвятил себя этой благородной миссии, никогда не покидает Теремного дворца в Кремле и гостей не принимает. Даже я, принадлежащий к старинному роду и хорошо ему послуживший, ни разу не видел великого человека в глаза.
— Тем больше у него причин принять подарок! Слишком много работы притупляет даже самый острый мозг. Час, проведенный с Жемчужиной Византии, стоит месячного отпуска. А выходные со всеми семью сделают из него нового человека.
— Бросьте вашу безумную затею. Сам Хортенко не сумел бы такое организовать.
