У Довеска опять ничего не получилось. Генеральша Магдалена Звездный-Городок презрительно тряхнула рыжими кудрями. Надзиратель интернатов для военных сирот жалостливо улыбался и цокал языком. «Смешно!» — рявкнул Государственный инспектор по генетическим аномалиям. Никому не казалось даже отдаленно возможным организовать встречу с князем.
Довесок начал уже чувствовать себя сбитым с толку и разочарованным, когда к нему подошел крепко сбитый мужчина в темно-синих очках, сопровождаемый двумя карликами-савантами,[8] и заявил:
— Вы очень умный человек, посол.
— Что вы имеете в виду?
— Затею с самоварами.
— Простите?..
— Вы догадались, что на празднике в честь открытия посольства ваши гости вправе ожидать экзотических блюд и напитков. Вы явно не могли провезти с собой столько провизии через всю Малую Азию. Так что еда приготовлена из местных ингредиентов по левантинским рецептам. А сделать это достаточно легко. Даже если повар ошибется, кто узнает? Но с выпивкой возникает вопрос. Вы не могли предоставить легендарные лит-вина Византии, а фантазии, вызываемые грузинскими винами, столь убоги, что курам на смех. Как же сделать банальную водку переживанием, о котором будут присутствующие рассказывать внукам? Очевидно, надо быть иностранцем, чтобы не понимать — или скорее якобы не понимать — природы самовара. Поэтому вы как минимум умны. Затем вы проявили невежество, отослав единственную миску с икрой, которую я здесь видел. По моему мнению, празднества окончательно истощили ваш бюджет. Следовательно, вы экономили, причем такими способами, которые привели меня к подозрению, что вы весьма коварны.
Данное утверждение было близко к истине и не польстило Довеску. Однако он скрыл свое недовольство.
— А с кем имею честь, сударь?
— Сергей Немович Хортенко. К вашим услугам.
— Я сэр Блэкторп Рэйвенскаирн де Плю Пресьё. По происхождению — американец, а ныне гордый гражданин Византии, — представился Довесок, и они пожали друг другу руки. — Я много слышал о вас, господин Хортенко.
— Я служу на небольшой должности в Кремле.
— Вы скромны. Мне говорили, что вы возглавляете тайную полицию князя. Именно вы — ловец колдунов и де-факто инквизитор. Более того, и это отнюдь не совпадение, что вы являетесь одним из самых могущественных людей в Московии и во всей России.
— Ошибаетесь. Я — разрекламированный мальчик на посылках.
Хортенко развернул носовой платок и снял очки, обнаружив тот факт, что глаза у него точь-в-точь как у насекомого. Довесок постарался не таращиться на своего собеседника.
— А вас заворожила моя особенность, — произнес Хортенко.
И это была чистая правда. Полукруглые, при ближайшем рассмотрении его глаза делились на тысячи гладких, как стекло, фасеток.
— Они обеспечивают вам круговой обзор? Вероятно, помогают находить путь в темноте?
— Да. Но главным образом они обеспечивают невозможность переиграть меня в гляделки, — ответил Хортенко. — Кстати, я не моргаю. — Он протер глаза платком и опять нацепил на нос очки. — И в слезах не нуждаюсь. Но у вас явно тоже имеются собственные заимствования у других видов.
— О, нет. Мой геном, хотя и был различными путями модифицирован, дабы я мог легко вписываться в человеческое общество, полностью принадлежит благородному псу.
— Как любопытно. А зачем именно это сделали?
— Такие вещи — обычное дело в Америке. — Довесок вежливо кашлянул, давая знак сменить тему. — По не относящемуся к делу поводу, мне интересно, не…
— Я знаю, о чем вы хотите спросить. Но я не могу помочь вам с князем. Считайте вопрос закрытым. Хотя смею надеяться, что я пригожусь вам с другой стороны. Я способен, например, помочь вам вернуть вашу книгу.
— Книгу? — непонимающе переспросил Довесок.
— Книгу, украденную у вас во время парада.
— Вы озадачили меня, сударь. В те минуты никакой кражи не было, за возможным исключением тех, которые совершили карманники. Воришки всегда работают в толпе во время уличных шествий.
— Что ж, полагаю, мои осведомители оказались не на высоте, против обычных своих стандартов, — сказал Хортенко, слегка улыбнувшись.
Он отошел от Довеска, а его карлики последовали за хозяином.
Довесок вернулся в бальный зал и обнаружил, что несколько мужчин собрались у перегородки, чтобы побеседовать с вовсе-не-недоступными Жемчужинами. По его кивку из небытия возникли неандертальцы — сейчас одетые, как положено, в официальные костюмы — и расшугали любопытных. Затем он придвинулся к полотнищу, дабы побеседовать сквозь резьбу и тюль с Зоесофьей.
— Ну? — прошептала она.
— Князь Московии шлет свои глубочайшие сожаления, но его удерживают неотложные государственные дела. Он испытывает вполне понятное нетерпение познакомиться со своими невестами и приказал подготовить для вас комнаты в Теремном дворце с соответствующей роскошной обстановкой. — Довесок умолк, наслаждаясь благодарными отзывами по меньшей мере шести слушательниц.
Но Этери протолкалась в передний ряд группы и надулась.
— Где Аркадий? Почему он перестал навещать нас? — Прежде чем Довесок успел ответить, она продолжила: — Вы во всем виноваты, посол де Плю Пресьё. Единственное, что помешало бы ему присутствовать рядом со мной на столь важном событии, это если бы вы посадили его под замок!
В ту же секунду Довесок случайно оглянулся на Хортенко и его ученых гномов. Все трое неотрывно таращились на него.
— Боюсь, мы уже не увидим Аркадия Ивановича, — рассеянно пробормотал Довесок.
Короткий резкий звук втягиваемого воздуха подсказал Довеску, что он совершил ошибку. Даже сквозь экран он разглядел, как смертельно побелело лицо Этери. Глаза у нее сделались черными и немигающими.
— Если вы не доставите моего молодого человека сюда до окончания праздника, я скажу неандертальцам, что ты пытался положить свои грязные лапы на мое тело. И они разорвут тебя пополам. Так тебе и надо.
Довесок соображал быстро.
— Ты не поняла меня, образец красоты. Я предположил, что мы вряд ли увидим парня снова, поскольку его тело уже передано в министерство общественных расследований.
— Что?!
— Это печальная история. Он разрывался между любовью к тебе и трагическим осознанием того, что вы никогда не сможете быть вместе. Поэтому юноша бросился с Большого Каменного моста в Москву-реку. Теперь официальным лицам решать, убило ли его падение или он утонул. Но, как бы то ни было, ясно, что бедняга покончил жизнь самоубийством.
Евлогия и Евфросинья крепко обняли Этери. Поскольку они являлись абсолютными близнецами во всех отношениях (за исключением того, что у одной кожа отливала аспидно-черным, а у другой была белой, как снег), зрелище получилось отвлекающе прекрасным.
