безрукавке и длинной рубахе, всё такого цвета, будто варилось в древнем пне; жилистые руки голы, жесткие ступни оттенка мореного дуба.
Она никогда не замечала погоды.
На шаг позади был косматый каштановый пони. Положив копыто задней ноги на колено, ведьма орудовала кривым, пепельно-серым ножом. Дикие волосы, пронизанные рыжиной, будто лучами солнца, плыли над опущенным лицом и сходились на шее, и там блестел первый шрам от кнута, словно старая слоновая кость, украшение воротника.
В груди заерзало что-то темное, но он запретил себя думать о значении этого знака. Уж давно стал хорош в таких запретах.
Он приехал, обдумав, что скажет ей: о сложных отношениях с Богом и Черных Ножах, и призраках, скачущих на его спине уже двадцать пять лет. Ожидал долгих разговоров. Недели с ней, странствия вместе с табуном среди гор и высоких равнин, одиноких деревушек и рынков Владений Харракхи не могли подготовить ее к пониманию, сколь сложной и опасной вскоре станет его жизнь. Дерьмо, он сам был не готов.
Но чем ближе он подходил, тем меньше оставалось слов. И, наконец, он смог выдавить лишь: - Ты пропала.
Женщина не оглянулась. Он не мог ее удивить: она знала всё, что знал табун.
- Как и ты. - Размытый промельк руки, нож сменился напильником. Она чистила копыто от грязи и гнили.
- Может, объяснишь?
- Я ощутила, как ты ушел ночью. - Она не поднимала глаз. - Как получается, что ты говоришь со мной, если уже сбежал?
С неба уже падали, кружились снежинки цвета стали.
- Ничего такого.
- И хорошо.
- Нет, - сказал он. - Я не бросаю тебя.
- Хорошо.
- Просто... ты знаешь о боге. Ма'элКоте. О Доме. Да ладно. Это был сон. - Он сменил ногу. - Один из Его снов. Или еще кого-то.
- Чего ему нужно?
- Это был Орбек. Он в беде. Или скоро будет.
- Теперь об Орбеке заботится бог.
- Ни хрена подобного. - Он потуже натянул серапе. Тело охватила дрожь. - Он просто... знаешь ли... наживка.
Он дернул плечом, пытаясь разжать челюсти. - Заложник.
Она продолжала работать.
- Может, ты никогда не слышала о роде Черных Ножей. О том, что я сделал.
- Так в этом дело?
- Чертовски уверен. Именно. - Он сглотнул, но бритвенно-острый кастет никуда не делся из живота. - В том, что я сделал. И чего не сделал.
- И ты идешь туда.
- Когда Бог призывает, Его Глас становится чертовски громким.
- Ты уверен, что это он?
Он простер руки. - Есть иной бог, что тянет меня за цепь?
- Я просто спрашиваю.
Холодная дрожь прошла по ногам. До ужаса мерзко: словно призраки лижут яйца. Прожорливые призраки.
- Не важно. - Прозвучало не вполне убедительно, и он повторил. - Не важно. Я должен.
- Не оспариваю.
На некоторое время слышался лишь скрип напильника и нетерпеливое фырканье сердитого пони.
Он вгляделся в ветер. - За мной там остался должок.
Он ощущал долг, гнилой и расшатанный, словно тот кулак с бритвенным кастетом в брюхе принадлежал трупу, сбежавшему с виселицы.
- Не только Орбек. Незаконченное дело.
- Дело.
Пустое эхо, будто собственный голос вернулся к нему с дальнего конца пустынного ущелья.
- Дом, может, и не Призывает меня. - Он обхватил себя руками. - Может, Он решил, будто оказывает услугу. Если Черные Ножи поднимутся снова...
Холодный скрип напильника.
- Я не могу позволить этому случиться. Не могу. Ни с Орбеком. Ни с кем другим.
- Выбор еще остается.
Его взгляд перешел с ветра на камни; потом он позволил рукам опуститься и поглядел н ладони. - Ага.
- И?
- И я сделал выбор уже давно.
Ее шея чуть изогнулась, лицо стало еще ближе к копыту. Она начала скрести заднюю часть. Молчание заставляло мужчину ощущать себя лжецом.
Вскоре он сказал: - Это... сложно.
Ответный голос донесся из густой шевелюры. - Как всё с тобой.
- М-да.
- Отчаянную жизнь ведет тот, кого возлюбил бог.
Он заинтересовался чем-то в снежной дали.
- Зависит от бога.
- Неужели?
- Христос! Надеюсь.
Взгляд его скользнул по зубьям утесов на склоне горы к уродливой, будто тупая вилка, вершине. Снег потемнел с прошлой зимы. Название горы ему не было известно. Как и названия других гор и перевалов. Иди долин за ними. Почему-то рядом с ней названия ускользали прочь. Названия - лишь слова, приделанные людьми к вещам.
Он не знал и ее имени. Она сказала, что никогда не имела имени. И не пользовалась его именем. Ни одним. Он как-то спросил. Она лишь пожала плечами.
Вообще редко когда разговаривала.
Постепенно он догадался. Не сразу. В некоторых делах он медлителен. Лошади не имеют дела с абстракциями. Не имеют нужды. Она знала его. Он знал ее. Имена - маски. Мешают в пути.
Как все его имена. Накопившиеся за годы.
Иногда она пользовалась кличками, обычно чтобы пристыдить его глупые выходки. Он к ним частенько прибегал: привычка к позерству, заложенная актерской карьерой. Иногда она звала его крутым парнем, иногда волчьим королем. Но чаще всего тупой задницей. Он не обижался. Обычно это было за дело.
Когда он совсем ее выбешивал, она звала его убийцей. Он ни разу не сказал, что так звал его отец. В другой жизни. В иной вселенной.
Он всмотрелся в изгиб шеи, разделивший надвое медовый поток волос, и тело вновь дрогнуло, будто порвалась натянутая струна. Но он не позволил себе ее коснуться.
- Итак, - сказал он небрежно, - куда ты направишься?
Ближнее плечо чуть поднялось, словно шевельнулся нож: движение, как-то указавшее сразу на табун, на горы и небо. И на него. - Зима близко.
Вот почему ей не приходилось много говорить. Не нужно было.
- Ага. - Он вгляделся в стальные завихрения. Ветер посвежел, снежинки жгли глаза. - А я в другую сторону.
Она еще несколько раз поскребла копыто и отпустила пони. Вытянула руки, и животное подало второе копыто. - Вопрос в конце света.
- Может быть. - Он посмотрел на руки. - Орбек, похоже, решил, что терять ему нечего.
- Он слишком молод.
- Ага.
- Мир не пропадет, ты же знаешь. Он меняется. Хотя не к лучшему. Свет не погаснет.
- Без Завета... слушай, Деомахия не совсем кончилась. Знаешь? Всё, что сумел Джанто - сварганить перемирие на полтысячи
