никогда.
- Утром я почти ушел. - Он оторвался от женских волос. Любимая ее кобыла, с элегантным "чепчиком" вокруг ушей, тянула колючую траву из трещины среди камней. Негодующее, но вместе с тем игривое ржание донеслось снизу, а затем фырканье и топот. Кто там баловался, было не понять из-за снега. Но громче всяких копыт стучало ее сердце напротив его груди. - Я был намерен. Знаешь, просто уйти. Понял, что если ты смылась, то не без причины.
Она лишь стиснула его сильнее.
- Но... - Он покачал головой, устало вздохнув. - Я не смог, и всё. Не смог уйти, не увидев тебя. Не взглянув в глаза.
Она хихикнула у плеча. - В который первым?
Он сжал ладонью ее подбородок и поднял голову и погладил влажные волосы, закрывая ими морщины, выведенные на запавших щеках солнцем, вольными просторами и болью, и поцеловал бледный шрам в уголке рта, а она взглянула сначала одним правым глазом, как делала часто - тем, что сверкал теплом и жизнью, карий как у голубки - а потом левым, ведовским глазом, серо-голубым, словно мертвый зимний лед. Она как будто желала убедиться, что видит одного человека обеими глазами. Он сказал: - В каждый. Сразу в оба. Мне все равно. Как всегда. В тебе нет ничего, что я не ... - но руки ее уже сползли, одна на затылок, а вторая южнее, к выпуклости ягодиц, и она потянула его к себе и слилась губами, и тело всё сказало без слов.
И на время горы стали им постелью, а небо одеялом, а снег словно пропал.
Но лишь на время: табуну ведьмы нужно было зимовать в низинах, к югу и западу, и она была самой собой; и надвигались нелады на севере и востоке, и он был самим собой.
Она поскакала. Он пошел.
Он оглянулся, но лишь сердцем. Ведь он шел в Бодекен, и там будут Черные Ножи, и он не может привести с собой никого.
Всё навсегда, пока не окажется иначе.
Ныне во Всегда 3:
Сложности
"Эта хренотень хоть когда-нибудь прекращается?"
Джонатан Кулак, "История войны в графстве Фелтейн", добавления
- Еще со мной?
Дункан открывает глаза. - Кажется вполне понятным, хотя идет обрывками.
- Хорошо. Это хорошо. - На миг Кейн почти улыбается. Почти. - Это же... ну, это те, которые я хочу увидеть сбывшимися. Те, что, надеюсь, будут. В конечном итоге.
- Так ради этой женщины, "лошадиной ведьмы", ты так, э... видишь?
- Почти.
Дункан вспоминает, каково это: любить ту, что еще не умерла. - Кажется, она милая.
- Спасибо.
Ее голос заставляет его дернуться, только сейчас он понял, что уже не наедине с Кейном. - Ах. Гм, привет.
- Привет.
Она сидит на земле с другой стороны, чем Кейн, ноги сложены, руки свободны - точно как в видении. Та же безрукавка. Та же рубаха коновала. Те же волосы.
Те же глаза.
Кейн говорит: - Рад, что ты здесь.
Посланная ему над мечом улыбка говорит лучше слов.
- Помнишь всё, что мне нужно знать?
Она пожимает плечами: - Помню, что бывает, если я не являюсь.
- И что?
- И я здесь.
С некоей хмурой гримасой Дункан понимает, что сидит она не на снегу, на котором лежит он - она на травке, тощей и вялой, но явно живой. Крокусы пробились сквозь снег вокруг нее, она срывает их и вставляет в волосы.
Он говорит: - Ты наделена властью.
- Как и все.
Он размышляет, и пока размышляет, цветы в волосах сжимают его сердце будто кулаком; в следующий миг он понимает. Девия любила его экспедиции в Поднебесье больше него самого - и всегда любила носить цветы в волосах. На Земле цветы были неприлично дорогой роскошью. - Ты нынешняя любовница моего сына... э, Кейна?
- Ты о нем? - говорит она, посылая улыбку над мечом. - Не только нынешняя.
- Не только? - Он замечает гримасу на лице Кейна. - Не начинай. Сложное дело, да?
- Даже не могу начать.
- А эта, э... речная сучка?
- Так она зовет Шенну, когда пытается обозлить меня.
- Работает же, - серьезно произносит ведьма. - Он не любит напоминаний, что она вовсе не милашка.
- Не милашка? - Он глядит на Кейна. - Ты же сказал, умерла...
- Она может оказаться среди персон, что явятся сюда. Если так, помни: это не Шенна. Она - аспект Шамбарайи и элкотанская богиня вольной природы, и она не на моей стороне. Ни чуточки.
- А Вера...
- Тоже кто-то иная. Но она на моей стороне. Обычно. Слушай, забудь о них. Дело не в них.
Дункан протирает глаза. - И как прикажешь понять, что важно, а что нет?
- Он скажет, - вмешивается лошадиная ведьма. - Это он любит.
- Ты мало чем помогла.
Дункан зажмуривается и осознанно решает забыть о своих вопросах, ведь здесь важно лишь то, что желает ему показать Кейн. - А тот Орбек, о котором ты - то есть он - говорит? Он друг?
- Более чем. Он брат, которого у меня никогда не было.
- Словно брат, ведь брата не было.
- Я не так сказал. - Он пренебрежительно машет рукой. - Увидишь. Он огриллон.
- Как Черные Ножи?
- Более чем.
- Погоди... - Недоумение поднимает голову Дункана. - Брат, спасать которого ты шел в Бодекен - и пришел сюда, чтобы его спасти - он Черный Нож?
- Ага. Я назвал бы это иронией, если бы, знаешь, тут была ирония.
- Ты вернулся туда, где лично истребил народ Черных Ножей, ради спасения брата, который тоже Черный Нож? Как это тут нет иронии?
- Потому что я иду не спасать его.
- Что случилось?
Кейн пожимает плечами. - Постепенно мы с тобой это поймем; но сперва мне нужно показать другое дерьмо.
Лошадиная ведьма произносит: - Я же говорила.
Конец Начала 2:
Драная Сука Богов
"Проблема счастливых концов в том, что ничто по-настоящему не кончается".
Ремсл. Тан'элКот (прежде Ма'элКот, первый Император Анханы и Патриарх Элкотанской церкви), "Клинок Тишалла"
Посольство Монастырей на острове в Старом городе, сердце Анханы - один выстрел из лука (с гаком)
