— Имперцев добить! Ободрать! Оружие собрать! Ни один дротик чтоб не пропал, ни одна стрела. Коней освежевать!! Как сговаривались; и живей, живей!!!
Мерех узнал голос Рокона. Горец на коне посмотрел на мертвых имперцев и глаза опасно сузились. Наконечник качнулся… Мерех вновь обхватил древко и отчаянно, что есть мочи, закричал.
— Мой дан! Мой господин! Дан Рокон!!!
Всадник выругался и надавил на копье… Острие накололо кожу на беззащитной шее …
— Подожди, Колид… Кто тут вопит? — раздался властный голос Рокона.
Наконечник убрался, убоявшись голоса правителя. Мальчик едва успел убрать руки.
— Голосит, мадлловский выкормыш… Гворчское отродье… — выругался копейщик и вновь сплюнул.
— Я не гворча! — рассердился Мерех и приподнялся, заглядывая в лицо правителю. — Я же послал голубятника с письмом. И про засаду… как славный Домарха… — Мерех ударил кулаком по земле.
Рокон нахмурился… и внезапно спрыгнул с коня, приближаясь к мальчику.
— Старого Гораха послал, говоришь? Что за письмо?
— Так от Оли… — растерянно ответил Мерех. И тут же поправился. — То есть, от наследника Олтера. Прямиком из Атриана…
Рокон протянул руку, и мальчик ухватился за мозолистую широкую ладонь правителя. Тот рывком поставил его на ноги. Дан нетерпеливо кивнул, и юный горец забрался в седло.
— Время дорого. Рассказывай. — Велел Дан Дорчариан, и они двинулись вверх по дороге. Навстречу показались телеги, на которые горцы споро закидывали освежеванную конину, оружие и доспехи.
И Мерех рассказал все. И о случайной встрече с Ойконом, и о прочитанном послании от Олтера. И о своей хитрой придумке — тайно отправить старого Гораха упредить дана Дорчариан.
— Не было его, — качнул головой копейщик Колид, ехавший рядом. Другой воин согласно кивнул головой. Дан Дорчариан искоса посмотрел на спутников.
— Что в письме? — коротко спросил правитель.
— Рокону или Гимтару, — прикрыв глаза, по памяти прочел Мерех. — Декурион в огне! Я убежал от них и свободен! Твои руки развязаны. Олтер.
Воины негромко зашумели за спиной. Рокон задумался, хмурясь своим мыслям и кивая.
— Письмо повезли Гимтару, к Паграбе? — уточнил дан.
— Так, — кивнул Мерех. — Ойкон из Ойдетты повез.
— Добрые вести, — слабая улыбка скользнула по губам дана. — Рассказывай, как имперцы взяли вход в долину. И где сейчас стоят…
Мерех продолжил рассказ. Он говорил и говорил, покачиваясь в седле, и не заметил, как приблизился вечер, а они оказались на Коленях Матери. Дохнуло тухлой водой из горячих источников. Мальчик огляделся — и не сразу признал заповедный луг, заставленный высокими грудами длинных бревен, перегороженный плетнями и навесами, засыпанный корой и щепками.
Спешились. Вслед за даном Мерех с замиранием сердца прошел сквозь запретную границу и оказался под сводами священного Лона Матери. В огромной пещере туда-сюда сновали люди, чадили факела и горели очаги. У дальней стены возвышались поставленные друг на друга большущие корзины с плотными крышками.
«Соль — дар Матери Предков», — догадался Мерех.
— Говоришь, имперцы перемкнули Долину, подмяли Архогу и дальше не суются? — переспросил Рокон, присаживаясь на грубо сколоченную скамью и вытягивая ноги. Ближники сели рядом.
Мерех кивнул.
— По ноздрям-то мы им насовали, — заметил копейщик Колид, по-прежнему с неодобрением поглядывая на внука старейшины. — Теперича могут и дернуться…
— Могут, — не стал спорить дан, крутя в руках кинжал. — Но не станут. Им соль нужна: за ней пришли. И быстро же прознали…
— Архоге может не поздоровиться, — гнул свое упрямый копейщик.
От этих слов Мерех вжался в стену. Колени ослабли.
— Может, — согласился задумчивый Рокон.
* * *
Крента трясло от ярости и бешенства. Ушлые арзратцы, хорошо знающие норов командира, растворились среди войска по якобы неотложным делам, наводя порядок и выясняя потери.
Рядом с командующим мялись вестовые.
— Назад, — нехотя процедил Грис.
— Что, светлейший? — переспросил молоденький розовощекий парень, хлопая ресницами.
— Назад я сказал, назад!! — заорал Крент и ударил кулаком, разбив красавчику губы в кровь. — Назад я сказал, назад!! — Крент ударил еще два раза по ненавистной смазливой роже, пока придурок не упал.
Не помня себя, Крент протиснулся сквозь войско. Ненавистные горцы улюлюкали сверху, тряся голыми задами. Грис сплюнул: разбирать завал под угрозой нового камнепада походило на самоубийство.
Горяча коня, он вырвался на свободную тропу и арзратцы тотчас оказались рядом. Вызнали, подлецы, что Крент уже немного спустил пар.
— Куда? — крикнул Зомир. — В Архогу?
— Туда, — кивнул командующий, облизывая кровь со сбитой костяшки.
— Дорожников бы кликнуть…
— Кликни, — процедил Крент.
Много говорить он не хотел, боялся расплескать переполнявшую его ненависть.
В мирную Архогу они влетели смерчем. Крент торопился к площади, — а дорожники врывались в попутные дворы и вскоре оттуда раздавались крики помощи. Дорожники были злы на местных: немаленький отряд Дорожной стражи по осени пропал в этих горах. Теперь их злость нашла выход.
С воротами во двор старейшины пришлось повозиться: прочное дерево, окованное полосами, держалось крепко. Зомира с пятеркой воинов закинули через тын. Раздался звон железа… Крент нетерпеливо взмахнул рукой. Через забор перемахнула еще пятерка и вскоре створки распахнулись. Из раскрытой двери на крыльцо Зомир выволакивал за бороду толстого старика-старейшину. Голова старика разбита, по лбу размазана кровь.
— Малька зарезал, хрыч старый, — арзратец бросил старика под копыта коня и пнул тучное тело. — А сынка его… того… пришлось упокоить. Больно горяч: двоих топором зарубил, урод.
— Нарочно мне байстрючонка своего подсунул? — прорычал Крент, прыгая на старика с седла. Он заехал толстяку сапогом по разбитой башке и тот завалился набок. Рыжий Грис выхватил кинжал и придавил старосту коленом. — Нарочно меня в засаду отправил, хер ишачий?
Старик сипел зло, зыркая из-под кустистых бровей и молчал. Губы Мадра оставались плотно сжатыми. Крент задыхался… Он выколол старому козлу сначала один глаз, потом другой, но тот так и не произнес ни слова.
— Пусть смеется железо!! — брызгая слюной, заорал Крент и ловко располосовал упрямцу щеки, рисуя кровавую улыбку. Тяжело дыша, командующий поднялся, пнул окровавленную тушу и велел. — На ворота его. И сынка рядом.
Оглядев сгрудившихся арзратцев, Крент заорал:
— Восславим Пагота! Взрежем улыбки!! Всех в этой сраной деревне на столбы!!! Пусть смеется железо!!!!
— Пусть смеется железо!!! — грянули арзратцы.
Постовые-караульные на мосту с тревогой прислушивались к вою, крику и хохоту, поднявшемуся над Архогой. С околицы в поле выбежали три девичьих фигурки. Не разбирая дороги, они кинулись прочь из села и неслись к посту. Стражники подобрались. Но следом показались горбоносые арзратцы, свистнули дротиками, и гибкие горянки повалились ничком. Громко смеясь и переговариваясь по-своему, арзратцы взмахнули ножами и потащили безжизненные тела обратно в Архогу.
— Славят Пагота, — заметил один из стражей.
— Ох уж эти арзратцы… Вроде и наши, имперские… А дикари дикарями, право слово!..
— Говори уж… Смотри, как дорожные-то лютуют. Не отстают…
— Слышал, ихний отряд… немаленький отряд… посекли тут по осени… Они и так чужаков не жалуют, а местных горцев после того случая — так совсем.
— А ну! — раздался голос старшего. — Не спать! Копья подобрать, десятникам выдвинуться. Лучникам изготовиться.
Стражники торопливо перестраивались, поворачиваясь спиной к шумной Архоге. Вдалеке из перелеска показалась группа всадников.
— Наши, — охнул кто-то, вмиг опознав тяжелые армейские плащи.
— Ох и наяривают…
Нахлестывая коней, всадники неслись вперед. Вдруг за ними следом, рассыпавшись по полю, вырвалась погоня. Горцы в высоких шапках и бурках громко кричали, а выхваченные из ножен мечи блестели в заходящем солнце.
