Но он мог разглядеть только изящной формы голову, которая слегка покачивалась из стороны в сторону. Полные губы раскрылись и выговорили одно-единственное слово, звенящее и вибрирующее, как колокольчик скрытого джунглями храма в далеком Кхитае. Оно принадлежало чужому наречию, забытому еще до того, как царства людей поднялись в своем блеске и величии, но Конан знал, что оно означало: «Подойди!»
И киммериец повиновался — отчаянным прыжком и свистящим ударом меча. Нечеловечески прекрасная голова слетела с плеч, ударилась о край ширмы и откатилась в сторону.
По спине Конана заструился пот, потому что ширма затряслась от содроганий тела, которое находилось за ней. Несчетное количество раз видел киммериец, как умирают люди, но он никогда не слышал о том, что человек способен так агонизировать. Существо, которое должно было быть наверняка мертво, билось и содрогалось с оглушительным скрежетом. Ширма шевелилась, раскачивалась и наконец опрокинулась с металлическим скрипом к ногам Конана. И тогда киммериец смог увидеть, что скрывалось за ней.
Теперь и его самого охватил ужас. Он помчался так быстро, как только мог, он не сбавлял скорости и не останавливался ни разу, пока башни Нумалии не исчезли далеко-далеко позади. Мысль о Сете и детях Сета, которые когда-то владычествовали на земле, а теперь дремлют в своих темных гробницах под черными пирамидами, была намного страшнее любого кошмара.
За позолоченной ширмой лежало не человеческое тело, а сверкающее, свернувшееся кольцами тело огромной змеи.
Из Немедии через Коринфию Конан добрался до Турана, где поступил на службу в армию к королю Илдизу. Уже до того владевший в совершенстве многими военными искусствами, варвар добавил к ним стрельбу из лука и то, что позднее названо было джигитовкой. Дел у Илдиза хватало, и за неполные два года Конан успел побывать во многих странах.
— Кром!
Этот вопль слетел с уст молодого воина. Он вскинул голову, отбрасывая назад гриву спутанных черных волос, и взглянул на небо сверкающими синими глазами. От удивления они расширились. Нечто вроде суеверной дрожи пробежало по его до черноты загоревшему под пылающим солнцем пустыни телу, крепко сбитому, с широкими плечами, могучей грудью, узкими бедрами и длинными ногами. Не считая лоскута, которым воин обмотался, используя его в качестве набедренной повязки, и высоких шнурованных сандалий, он был совершенно обнажен.
Конан вступил в битву солдатом особого эскадрона конницы, но его лошадь, полученная еще от благородного Мурило в Коринфии, пала от стрелы при первой же атаке неприятеля, и, таким образом, юноша сражался пешим. Щит его разбился под ударами противника, поэтому воин отбросил его и бился, держа меч обеими руками.
С окрашенных багрянцем заката небес этой пустынной туранской степи, где жили лишь ветры, внезапно спустился ужас на поле битвы, где две огромные армии схлестнулись в жестокой борьбе. Здесь рубили и кололи лучшие боевые силы короля Туранского Илдиза, в армии которого наемником служил этот молодой человек. Вот уже пять часов как они сражались с конными легионами Мунтассем-хана, мятежного наместника заморанских болот в Северном Туране.
Описывая плавные круги, с неба спускались отвратительные существа, подобных которым варвар еще никогда прежде не видел и о которых никогда не слыхивал во время своих скитаний. Это были черные чудовища, похожие на тени, несомые гигантскими кожистыми крыльями, точно некие огромные летучие мыши.
Обе армии, еще ничего не подозревая, продолжали сражаться. И только Конан, окруженный трупами зарубленных врагов, смотрел с низкого холма, как спускаются чудовища.
Одно мгновение он стоял, опершись на свой забрызганный кровью меч и уставившись на призрачные существа-тени — да, они впрямь казались скорее тенями, нежели чем-либо иным, прозрачными были они, подобными клубам черного дыма или духам гигантских летучих мышей-вампиров. Из их туманных фигур злобно посверкивали огненные зеленые глазки-щели.
И пока Конан наблюдал за ними, смятенный, с волосами, встающими на загривке дыбом, как у дикого зверя, чудовища, точно стервятники, опустились на поле битвы и набросились на сражающихся.
Крики боли, вопли ужаса пронзительно зазвучали в рядах боевых сил короля Илдиза, когда их атаковали черные тени. И где бы ни наносил свой удар туманный дьявол, оставались истекающие кровью трупы. Монстры падали с небес сотнями, и уставшие туранские солдаты расстроили ряды, а всадники, охваченные паникой, бросали свое оружие.
— Сражайтесь! Бейтесь же, псы! — яростно ревел высокий офицер, пытавшийся остановить бегство, сидя на огромной вороной кобыле. Конан мельком увидел блеск серебряной кольчуги под развевающимся голубым плащом, горбоносое, чернобородое лицо, величественное и суровое под остроконечным шлемом, на котором играло багровое солнце. Он узнал офицера. Это был генерал короля Илдиза, Бакра из Акифа.
С яростными проклятиями выхватил гордый главнокомандующий свою саблю и начал наносить вокруг себя удары плашмя. Быть может, ему бы удалось вновь сомкнуть ряды бегущих, если бы сзади на него не опустилась одна из этих дьявольских теней. Чудовищная тварь распустила свои тончайшие, как дым, крылья и положила их на полководца в жутком объятии. Конан увидел лицо Бакры. Оно внезапно стало смертельно бледным, глаза застыли от ужаса — все это Конан разглядел сквозь окутывающие генерала крылья. Исказившиеся черты лица казались белой маской под покрывалом из тончайших черных кружев.
Лошадь генерала зашаталась, закатила глаза и рухнула. Но тень подняла Бакру с седла. Мгновение она несла его по воздуху, медленно взмахивая крыльями, а затем выронила исполосованное окровавленное тело в разорванной одежде. Лицо, которое Конан разглядел сквозь прозрачные туманно-черные крылья, превратилось теперь в кровавое месиво. Так завершилась карьера Бакры из Акифа.
И так завершилась эта битва.
Точно безумие охватило ряды туранцев после того, как они увидели, что лишились своего командира. Отважные ветераны, имеющие за плечами опыт не одной дюжины сражений, с воплями, как зеленые рекруты, помчались прочь с поля боя. Гордые аристократы, уподобляясь боязливым рабам, с воем ударились в бегство. А боевые силы мятежного наместника, оставшиеся невредимыми после атаки летающих теней, использовали свое преимущество, выигранное таким чудовищным образом. Битва проиграна, разве что одному-единственному непоколебимому человеку удастся собрать вокруг себя туранцев, подавая им личный пример.
