Блондинка стиснула кулачки. Я усмехнулся и пошел к себе. Саси лежала под одеялом в одном ошейнике. При моем появлении она застонала и вытянула губы.
— Молодец, — похвалил я. — Вижу, ты меняешься в лучшую сторону.
— Только не переставай меня тренировать, господин, — прошептала она.
— А может, стоит тебя хорошенько выпороть? — спросил я.
— Не надо, — улыбнулась она. — Я и так готова вывернуться ради тебя наизнанку.
— Похоже, ты созрела для настоящего оргазма, — усмехнулся я.
Она смотрела на меня широко открытыми, непонимающими глазами.
Спустя несколько ан она обезумела. Пальцы ее впились в мои плечи, глаза закатились.
— Не может быть! — хрипела она. — Такого просто не может быть!
— Мне остановиться? — спросил я.
— Нет! Нет! — закричала она
— Пожалуй, остановлюсь.
— Твоя рабыня умоляет тебя не делать этого. О! О! Сейчас… Наступает!
— Кем ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Рабыней! Я рабыня! Я готова сделать ради тебя все, что угодно!
— В качестве кого?
— Твоей рабыни!
Она запрокинула голову и зашлась в судорогах наслаждения.
Я поцеловал ее. Для начала неплохо. Тело девушки на глазах наливалось жизненной силой. Пожалуй, из нее действительно получится хорошая рабыня.
— Пожалуйста, не оставляй меня, — прошептала она, прижимаясь ко мне. В глазах ее стояли слезы. — Я тебя умоляю, господин!
— Ладно, — сказал я и еще немного поласкал ее.
— Знаешь, когда я была свободной, иногда ночами я задумывалась над тем, что такое сексуальность рабыни, но мне даже в голову не могло прийти, что это так восхитительно. Я чувствую себя одновременно всемогущей и беспомощной.
— Это был всего лишь начальный невольничий оргазм, — сказал я.
— Начальный? — переспросила она.
— Да.
— Ты шутишь с бедной рабыней.
— Не шучу.
— Что же тогда меня ждет? — прошептала она.
— Рабство.
— Как это хорошо, господин…
Саси запрокинула голову и посмотрела в усыпанное звездами небо. На нем ярко светили луны. Она погладила свой ошейник. В лунном свете тело ее было совершенно белым.
— Как может женщина, пережившая такие ощущения, думать о том, чтобы стать свободной?
— Далеко не у всех есть такая возможность, — заметил я.
Она рассмеялась. Последнее было правдой. Горианские мужчины очень редко освобождают своих рабынь. Я, например, не припомню ни одного случая. Да и какой в этом смысл? Они все равно уже не смогут быть свободными. Eсть собственность, сокровище, принадлежность. Ни один нормальный человек не станет разбазаривать свое добро. Может, если бы рабыни не были такими хорошими, их бы освобождали чаще. Они слишком прекрасны, чтобы их терять. С другой стороны, если рабыня не прекрасна, ее просто убивают. Стоит ли менять восторг и радость, которую приносит боготворящая тебя рабыня, на неудобства и свары, неизбежно связанные со свободными женщинами? Нет, рабынь не освобождают. Они лишь могут поменять свой ошейник. Так удобно мужчинам.
— Я собственность, — прошептала Саси, поглаживая свой ошейник. — Твоя собственность.
— Правильно.
— Я не хочу быть свободной.
— Можешь этого не бояться. Свобода тебе не грозит.
Она прижалась ко мне.
Бывает, что женщина, освобожденная из рабства в силу каких-либо причин, становится нервной и беспокойной. В конце концов она превращается в жуткую стерву, всеми силами стремится испортить жизнь другим людям. Нередко она пытается взять власть над окружающими мужчинами, словно стараясь отомстить им за то, что они не сумели в свое время удержать ее в рабстве, как требовала того ее природа. Нередко такие женщины начинают провоцировать мужчин, доводить их до белого каления, стремясь пробудить в них спонтанную реакцию зверя. Они не могут забыть ощущений своего рабства и всегда подсознательно стремятся к этому состоянию. Таких женщин можно встретить в безлюдных и опасных местах, на пустынных мостах и заброшенных перекрестках дорог, за пределами крепостных стен городов. Они ждут, когда на них снова наденут ошейник и они смогут беспрепятственно поклоняться мужчинам.
— Мной много раз обладали, когда я была самкой урта, — призналась Саси. — Бывало, мне приходилось отдаваться за ведро помоев слугам из паговых таверн. Бывало, меня насиловали бродяги. Я часто ублажала Тургуса. Но с тобой я пережила нечто особенное.
— Из трех перечисленных тобой видов связи наиболее приятными и близкими к тому, что ты испытала, были моменты, когда ты отдавалась слугам за остатки пищи.
От удивления у нее округлились глаза.
— Верно. Как ты узнал?
— Потому, что в этом случае ты наиболее зависела от мужчины. Без него ты бы умерла с голоду. Ты переживала, а вдруг он откажется бросить тебе кусок? Вдруг ты покажешься ему недостаточно привлекательной?
— Да, — призналась она. — Именно так все и было.
— Не сомневаюсь, что тебя иногда просили станцевать перед ними голой, — сказал я.
— Бывало.
— Что ты испытывала, когда они с тобой спали?
— Я очень быстро достигала оргазма, — сказала Саси.
— Правильно, — кивнул я. — Но ты все равно оставалась свободной. Ты не зависела от них полностью. Ты могла уйти в другую таверну, нищенствовать или вылавливать еду из каналов. Ты не была их рабыней.
— А ты дашь мне завтра поесть? — спросила она вдруг.
— Не знаю, — ответил я. — Еще не решил. Утром будет видно.
— Хорошо, господин. А знаешь, — добавила она после паузы, — наиболее близкое к сегодняшнему ощущение я испытала, когда ты изнасиловал меня на канале Рим, после того как расправился с Тургусом. Впервые в жизни меня насиловал не бродяга, а могучий, свободный мужчина.
— Помню, — усмехнулся я. — Кстати, я отметил, что для свободной женщины ты неплохо отреагировала.
— Ты поступил со мной как с рабыней.
— Разглядел твой потенциал, — улыбнулся я.
— Поэтому я так и отреагировала.
— Но ты же не станешь сравнивать это с тем, что ты переживаешь сейчас?
— Что ты! — испуганно воскликнула она.
— Потому что ты уже не свободная, — пояснил я. — Тогда ты не принадлежала мужчинам безраздельно.
— Сейчас я им принадлежу.
— Верно, — сказал я. — Сейчас ты — рабыня.
— Огромная разница, — произнесла она.
— Правильно.
— Значит, это был всего лишь начальный оргазм?
— Да. Точно так же, как, будучи свободной женщиной, ты не могла испытать того, что испытала сейчас, так и сейчас ты не способна испытать экстаза, доступного женщинам, долго проносившим ошейник.
— Я понимаю, господин.
— Тебе еще предстоит долгий путь, маленькая Саси, — сказал я.
