А Рагнар вошел в покои быстрым шагом воина, который умеет быть быстрым, не выказывая суетливой торопливости. Тцар, уже одетый, возился с замком одной из скрынь, что стояли у него в личных покоях. Обернулся, как ужаленный:
— Ты?.. Что подкрадываешься?
— Торопился, — пробормотал Рагнар, на самом же деле топал как конь, ещё и половицы визжали, будто с них сдирали шкуру. — Что изволишь, пресветлый тцар?
Тцар смотрел на него глазами, полными слез. Рагнар, чувствуя неладное, опустился на колени:
— Если в чём провинился, прости! Только боги не делают ошибок.
— Вставай, — бросил тцар измученным голосом.
Рагнар покачал головой:
— Я знаю, ты никого не зовёшь ночью просто так. Я вижу, какое у тебя лицо. Что случилось? Я догадываюсь, что у меня один выход — в пыточный подвал... Тцар сказал раздражённо:
— Да встань же!
Рагнар сказал упрямо, чувствуя, как страх стиснул уже не только сердце, но и внутренности:
— Скажи хоть, в чём моя вина?
— Да не обвиняю тебя, дурак!
— Но тцар... Ты никого не вызывал так внезапно, среди ночи...
Тцар гаркнул, выпучив глаза и раздувая ноздри:
— Тебя в самом деле туда сейчас поволокут, если не встанешь!
Рагнар поспешно поднялся, но голос держал униженным:
— Я не знаю причины твоего гнева. В чём я виноват, скажи...
Тцар заорал, вскинув кулаки:
— Что за дурак! Клянусь тебе всеми богами, что ни в чём тебя не обвиняю. А если и виноват ты в чём, то клянусь опять же всем святым на свете, клятвой Кибелла клянусь, что волос с твоей головы не упадёт по моей воле, пальцем тебя не трону! И никогда ничем на тебя не посягну, вреда не причиню! Вот прямо перед алтарём Кибелла клянусь, что пусть меня он живого утащит, и на том свете каждый день на кол сажает, если нарушу слово!.. А если вздумаю хоть слово тебе сказать худое, то пусть мой язык Кибелл тут же и выдерет! Теперь доволен?
Рагнар перевёл дыхание, пусть лучше сочтут дураком, чем опасным для трона, голос его всё ещё подрагивал:
— Тогда... зачем?
— Дело тайное, Рагнар. Только ты да я должны знать, понял? Поклянись.
— Клянусь, — сказал Рагнар поспешно. — Я и без клятвы всей душой... Но клянусь всем на свете... А что за дело?
Тцар откинул крышку скрыни, достал оттуда и бросил в лицо воеводе белую одежду:
— Одевайся!
Сам он вытащил такую же точно, встряхнул брезгливо, и пока Рагнар рассматривал странную одёжку, быстро напялил поверх своих тцарских одежд. Только теперь воевода признал длинную одежду волхвов, нелепую для жизни, с непомерно длинными широкими рукавами, чехлом для головы, а полы почти подметают землю.
— Да одевайся же, — прошипел тцар. — Тцарица просила исполнить её последнюю волю. Мол, чтобы я прислал к ней Верховного волхва, дабы она могла очиститься от преступлений... какие преступления у такой чистой души?.. Настоящие преступники и не думают чиститься, а несчастный, что нечаянно на муравья наступит, тут же бежит с пожертвованиями в храм! Ладно, ты готов? Да сними ты эти сапоги!.. Волхвы ходят босыми, не заметил ещё?.. Пошли.
Рагнар нахлобучил капюшон на лицо так, чтобы скрыть его полностью, почти на ощупь двинулся за тцаром. Тот почти бежал, босые ступни звонко шлёпали по чисто выструганным доскам. В длинной одежде чувствовал себя скованно и нелепо, в ней ни работать, ни драться, все волхвы — бездельники и обманщики, кроме колдунов, конечно.
Они пробежали через ночные палаты, светильники горят слабо, запах животного масла совсем лёгок, тут же растворяется в ночной свежести. Страж на дверях тцарицы не узнал, поклонился:
— Мир вам, святые отцы!
— И тебе покой, — буркнул тцар на ходу.
Рагнар промолчал, радуясь и ужасаясь такому обману. Дверь распахнулась без скрипа, он успел увидеть на дверных петлях блестящие капли масла.
Покои тцарицы освещены едва-едва, её глаза уже не переносят яркий свет. Ложе посреди покоев, среди пышных одеял и шкур её тонкая фигурка едва различалась, ещё больше исхудавшая. Светлые волосы разбросались по подушке в беспорядке. По ту сторону ложа застыла заплаканная сенная девка. На вбежавших волхвов взглянула враждебно.
Шлёпая босыми ногами, тцар подбежал, но от ложа остановился в двух шагах. Капюшон нависал, пряча лицо в тени. Рагнар со смиренным видом встал рядом, ибо Верховный волхв, как всем известно, всегда должен иметь при себе помогающего ему волхва высокого ранга...
— Приветствую тебя... тцарица, — выговорил тцар. Он запыхался, голос звучал хрипло, а Рагнар удивился, как меняется голос из-за пары орехов за щекой. — Тебя любят боги... уф-уф... если так настойчиво зовут к себе. Но твой вид говорит, что ты ещё не скоро покинешь землю...
Тцарица приподняла веки, видно, с каким трудом, тут же опустила. Из исхудавшей груди вырвался тяжёлый вздох:
— Не утешай меня, святой волхв... Я чувствую, что скоро предстану перед богами.
— Чувства людей обманывают, — возразил тцар, и Рагнар подивился теплоте в голосе всегда равнодушного к людям тцара. — Ты ещё потопчешь молодую травку.
Тцарица снова приоткрыла глаза, мгновение всматривалась в смутно маячившие перед ней две фигуры:
— Как вы добрались так быстро, святые волхвы? Рагнар смиренно наклонил голову, не зная, как соврать, а тцар нашелся первым:
— Мы скакали на быстрых конях, мы летели на Змее, мы бежали через весь двор, как испуганные зайцы. Но теперь мы здесь, и ты можешь облегчить душу.
Он слегка повёл головой в сторону Рагнара, и тот прошептал как можно смиреннее:
— Да-да, облегчи душу. Боги всё поймут.
Веки тцарицы опустились. Она дышала всё медленнее, Рагнар уже начал думать, что она так и отойдёт светло и тихо, но тцарица с усилием разомкнула уста, голос её прозвучал хрипло, исполненный стыда и страдания:
— Я была хорошей тцарицей, но я нарушила заветы богов... ибо все эти годы я любила... и доныне люблю...
Голос ее прервался, тцар спросил осторожно:
— Ну-ну...
— Самого лучшего из мужчин на свете... самого смелого воина... его имя на устах у всех...
Снова она долго отдыхала, в комнате слышалось только хриплое дыхание умирающей, в то время как оба в длинных одеяниях волхвов вовсе затаили дыхание. Тцарица наконец набралась сил, с губ её сорвалось тихое:
— Его зовут Рагнаром Белозубым... Он самый отважный воевода...
Человек в одежде Верховного волхва дёрнулся, спина его на миг выпрямилась, но тут же он тряхнул головой, надвигая капюшон глубже на лицо.
— Кайся, кайся...
И второй волхв, дёрнувшись, повторил осевшим голосом:
— Кайся...
— Я прошу принять от меня во искупление моей вины... — прошептали бледные губы, — вон ту шкатулку... Там золотые монеты и драгоценные камни...
