с "временными жёнами" не приравнивается к официальному браку. Поэтому, если рождаются дети, то по истечению контракта всё зависит от честности и благородства "жениха".
И это — проблема. С ребёнком на руках девушка никому не нужна, а пристроить малышей ей некуда.
Детских приютов в Японии кот наплакал. К примеру, на целое Токио их всего два. И это обычные японские дома, в которых ютится по десять — пятнадцать детишек. Учитывая, сколько в стране сирот осталось после переворота и войны с сёгунатом — это капля в море.
Поглядев на разрумянившуюся Аю, и на Ляо, скромно сидящую в сторонке, но жадно впитывающее каждое слово, что вовсе не удивительно для неё, как для правительницы Маньчжурии, я лишь вздохнул.
— Даже если я построю за год сотню приютов, таких, как у вас приняты, это не решит проблему. Ну, разместим мы там полторы тысячи детей, а через год ваши мусумэ нам ещё столько же в подоле принесут. Как я понимаю, от вопроса "временных жён" нам в ближайшие годы не избавится. Да оно и не нужно, — побарабанил я по столу пальцами, оценивая сложившуюся ситуацию и с точки зрения сахалинских мужиков, дорвавшихся до женского тела, и со своей, как правителя, заинтересованного в приросте населения, — Нам нужен новый закон. Во-первых, возраст девушек надо поднять хотя бы лет до пятнадцати, а во-вторых, внести пункт о детях. Если ребёнок был зачат во время контракта, то пусть "временный муж" до тех же пятнадцати лет выплачивает на его содержание хотя бы половину месячной оплаты мусумэ.
Жёны ненадолго замерли. Потом Аю, а вслед за ней и Ляо, начали отрицательно трясти головами.
— Что не так?
— Пятнадцать лет. Крестьяне не будут столько кормить девушку, которую всё равно придётся отдать в чужие руки, а значит им придётся платить старосте за поддельное свидетельство о рождении, — высказалась Аю, на что Ляо согласно мотнула головой.
— Понятно. Значит строгость закона окажется чрезмерной и будет нивелирована его массовым неисполнением. Вдобавок к тому, ещё и чиновники наживутся, — почесал я затылок, — Но нижний порог возраста всё равно надо ограничить. А то вон, в Маньчжурии, девочек уже в десять лет начали под гостей подкладывать, а некоторых и того раньше, — строго посмотрел я на Ляо, которая тут же стала старательно изучать носки своих туфелек.
— Может, всё-таки тринадцать лет, — тихо произнесла Аю, ещё больше заливаясь румянцем, — Даже у наших предков такой возраст значился, как "возраст согласия". **
** Уголовный кодекс Японии устанавливает национальный возраст согласия 13 лет.
— Пусть будет так, — махнул я рукой, понимая, что нельзя сиюминутно сломать сложившиеся веками устои общества, — Но там же надо прописать, что если мусумэ сдала ребёнка в приют, то и оплата от мужа остаётся с ним и идёт на его содержание. А в законе прописать обязательный пункт контракта, по которому муж будет получать от органов опеки раз в полгода официальное подтверждение о местонахождение его ребёнка. Если оно не придёт, то он может не платить. Пусть мусумэ регистрируют своих детей и содержат их, а если сдали в приют, а мужа не известили, то не обижаются, если платежи вскоре прекратятся. И они сами ничего не получат, и своего ребёнка денег лишат. Да, и приюты мы разные будет строить. Одни для подкидышей, простенькие, а другие для детей с оплатой их содержания, те получше. Глядишь, и появится у нас со временем кузница кадров. Те же полицейские, механики, инженеры, медсёстры, учителя и врачи, работающие на госструктуры. Те, без кого и государство не государство.
Последняя моя эскапада жён вообще не впечатлила, оказавшись за пределами их понимания.
— Может мы, по молодости лет, кажемся тебе несерьёзными правительницами, — не в бровь, а в глаз попала Аю, вслух выразив моё внутреннее мнение об их парочке, — Но многие национальные проблемы мы представляем себе намного лучше тебя.
После такого наезда я завис, но ненадолго. У меня тоже было, что сказать.
— Ты сейчас хочешь покаяться? — на секунду прищурился я, перед тем, как повернулся к кофейнику с ещё не остывшим кофе, собираясь нацедить себе ещё чашечку.
— За что? — шире обычного распахнула глаза Аю.
— Да, ты не стесняйся. Здесь все свои, — ободрил я её, смакуя настоявшийся напиток, явно добавивший крепости.
— Не понимаю, — вынужденно признала жена, на всякий случай глянув в сторону Ляо, в ожидании подсказки.
— За полгода мы на лекарствах и настойках заработали четыреста с лишним тысяч рублей дохода, но только сейчас у нас дозрел основной урожай лекарственных растений. По моим прикидкам, в итоге это составит больше миллиона рублей чистой прибыли за этот год. Так?
— Да. Мы надеемся на такие цифры, и при этом у нас ещё будет большой запас лекарств на зиму и весну, — осторожно заметила Аю, а Ляо так и вовсе глаза закатила, тут же что-то начав кубатурить.
Так-то она забавная повторюшка. Сама мало, что придумывает, зато чужие идеи подхватывает с ходу и вгрызается в них с диким темпераментом и самоотдачей.
— Своим работницам ты платишь, в среднем, рублей по двенадцать — двадцать в месяц, — садистки растягивал я объяснение, смакуя кофе мелкими глоточками.
— У них заработок сдельный, но примерно так и выходит, — очень по-японски согласилась жена, не забыв отвесить мне положенный по их этикету поклончик.
— А теперь объясни мне, почему японские девочки за деньги раздвигают ноги перед незнакомыми мужиками, если они могут заработать гораздо больше денег на выращивании лечебных трав?
Ого! Как их проняло… Обе аж дышать перестали.
— Может, они просто не знают, что есть такая работа… — чуть подумав, промямлила Аю, — Они же неграмотные. Скорее всего, девушки просто не смогли прочитать наше объявление в газетах. Мы его постоянно там публикуем.
— Ну, конечно! — демонстративно всплеснул я руками, — Чтобы сажать растения и окучивать их, нам не нужны вчерашние крестьянки. Грамотные горожанки куда, как лучше! Они же умеют читать. Правда, растениям плевать на их грамотность, — я дал передохнуть растерянной Аю, и лишь потом продолжил, — А теперь скажи мне, кто виноват в том, что молодые девочки идут в мусумэ, а мы до сих пор не увеличили в два — три раза плантации лечебных растений? Да у меня
