Другой подросток, разделяя общество с дедом — отшельником, наверняка бы заскучал. Большинство юнцов после неотвратимых наказаний за промахи выло бы от боли или затаили злобу на старика. К Конану все это не относилось. Тот, кто родился на поле битвы — никогда не отступит! Настоящему киммерийцу не страшна любая боль! Лишенный семьи и спокойной жизни, Конан старался изо всех сил, чтобы не разочаровывать погибших. Ведь в случае его неудачи, их надежды на отмщение рухнут. Пожелания отца и матери никогда не воплотятся в жизнь. Чтобы не слишком долго горевать над случайными ошибками, Конан вместо этого с еще большим рвением постигал смертоносное искусство.
Коннахт работал с удовольствием и оказался превосходным учителем. Искатель рискованных приключений, он давно был изолирован от соплеменников. Обучив Конана, старик мог гарантировать две вещи. Во-первых — его род не угаснет просто так. Во-вторых — те, кто забыл, кем и чем он когда-то был, вспомнят о нем, благодаря деяниям его внука. В то время как даже сторонние наблюдатели, возможно, признавали, что Конан в будущим станет хорошим киммерийским воином, Коннахт готовил его так, чтобы тот превратился в самого лучшего воина Киммерии. В человека, на которого будут равняться все остальные.
Довольно часто Коннахт рассказывал мальчику о своих похождениях. Как-то уже поздней ночью, дед заканчивал очередную историю о своем бегстве из плена или о том, как он пережил тяжелое сражение. Конан восхищенно смотрел на него широко открытыми глазами, с любовью, словно сын на отца или мать, и бормотал:
— Когда-нибудь, я стану таким же, каким ты был, дедушка.
— Нет, парень, ты будешь лучше. В прежние времена люди запомнили меня как киммерийца. Они и тебя будут помнить как воина из Киммерии.
Поначалу подобное заявление показалась смешным, но позже это превратилось в цель. Оно удивительным образом переплелось с судьбой, которую пророчили ему с рождения, и надеждой родителей на то, что их сын познает нечто большее, чем кровь и огонь. Если он рожден киммерийцем, то должен превзойти обычного бойца. Конан затруднялся дать этому точное определение, но был решительно настроен разобраться в этом.
И в четвертое лето своего проживания у Коннахта, после своего пятнадцатилетия, он получил первую и реальную возможность стать киммерийским воином.
* * *
Аквилонцы издавна жаждали прибрать к рукам киммерийские земли. Каждое новое поколение южан пыталось украсть у соседей, сколько представлялось возможным. Вторгшись в Киммерию, они построили форт, известный как Венариум. Пока крепость была лишь немногим больше обычной торговой фактории, киммерийцы терпели ее существование. Однако когда подтянулись войска, когда каменные стены сменили деревянные, и когда карательные отряды начали совершать вылазки, чтобы наказать местных жителей за прошлые набеги… тогда растущий город превратился в язву, которую было необходимо иссечь.
Киммерийские старейшины долго совещались между собой. Они посылали воззвания племенам и кланам. Даже изолированным деревням и отдельным фермам, заверив людей, что прежних обид больше нет и о любой вражде необходимо забыть перед лицом общей для всей Киммерии угрозы. Не остались в стороне и Конан с Коннахтом Они покинули хозяйство и двинулись в путь, чтобы присоединиться к другим в лагерной стоянке, что возникла на северо-востоке от поселения аквилонцев.
Конан никогда не задумывался о том, какие с ним произошли изменения с момента его прибытия к деду. Он измерял свой рост не в футах или дюймах, а в приобретенных навыках. Тем не менее, то, какими глазами другие мужчины смотрели на него, узнав, что ему всего лишь пятнадцать лет, не оставляло сомнений, что мальчик сильно возмужал. Даже не добрав своей полной стати, он стал человеком шести футов роста, поджарым как волк, но с хорошо развитой мускулатурой, и мог дать фору воину более ста восьмидесяти фунтов веса. Некоторые утверждали, что видят в нем Корина, и его сердце наполнялось гордостью. Он никогда не улыбался и почти всегда держал язык за зубами, поскольку и отец и дед ему говорили: «Лучше пусть молчун считается дураком, чем, открывая рот, устраняет все сомнения».
Пусть и взволнованный тем, что находится в настоящем военном лагере, Конан хотел добиться многого. Да, он не был самым молодым. Другие подростки там также присутствовали. Они составляли резерв и проходили ежедневные, изнурительные тренировки. Каждый из них знал, что, если удача отвернется от воинов в предстоящем сражении, то в бой вступит молодежь, чтобы бороться до победы или умереть. Но из-за внушительных габаритов и обладания отличными боевыми навыками Конан мало общался со своими сверстниками.
Компании взрослых мужчин в свою очередь избегали его самого. Хотя существовал запрет на межплеменные распри, и было объявлено всеобщее прощение, представители южных кланов, узнаваемые по характерной раскраске, явно считали Конана слишком юным. Северные племена также не слишком доверяли Конану. Отчасти, потому что парень был южанином… ну и, конечно, из-за его возраста.
В конце концов, дед и внук влились в разношерстное собрание воинов, которых остальные называли «Бродягами». Хотя старик никого из них не знал, эти люди слышали о нем. Подобно ему, они отважились странствовать далеко за границами Киммерии. Их приключения происходили порой в тех же отдаленных местах, что посещал когда-то Коннахт. Когда вожди обсуждали и планировали боевые действия, Бродяги делились своими мыслями. Все эти воины попадали в похожие, тяжелые ситуации и были готовы к еще более тяжелым. Не один из Бродяг не сомневался, что старейшины сформируют из них отдельный отряд и бросят в самую гущу сражения. Скорее всего, вожди ценили их как искусных воинов, нежели потому что их гибель стала бы для прочих киммерийцев наименьшей потерей.
Кирнан (самый близкий из Бродяг по возрасту) был старше Конана на десять лет. Может, и не такой высокий, он обладал завидной скоростью, сравнимой только с той быстротой, с которой отпускал ответные насмешки товарищам. Однажды, прихватив лук, сохранившийся со времени службы в рядах шемитских наемников, Кирнан пригласил Конана прогуляться с ним и поглядеть издали на Венариум прежде, чем на него двинутся объединенные силы племен.
Два киммерийца, проскользнув по краю горной гряды, нашли площадку для обзора высоко над долиной, где был построен Венариум. Долина расширялась к югу. Река, которая делила ее на две половины, текла к равнинам центральной Аквилонии, являясь по сути притоком Ширки. Вокруг поселения чужаков пространство давно уже очистили от леса. На полях колосилась пшеница. Посевов хватало, чтобы сверх меры обеспечить потребности Венариума в зерне и сене.
