Затолкав золото и драгоценности обратно в кошель, он сунул его за пазуху вместе со шкатулкой и письмом и стремительно вылетел из комнаты.
А тем временем во дворе уже начался праздник. Выбежав на крыльцо, Конан увидел, как в широко распахнутые ворота величественно въезжала свадебная процессия. Впереди на белом коне ехал всадник в серебристом, ярко сверкающем на солнце костюме и громко трубил в затейливо изогнутый медный, начищенный до блеска рожок. За ним двигалась повозка новобрачных, украшенная цветами и развевающимися на ветру лентами. Раскрасневшийся самодовольный Корхас важно кивал челяди, выражавшей свой восторг и почтение громкими возгласами и рукоплесканиями, а вот сидевшая рядом Джайла, казалось, ничего вокруг себя не видела. Печальная, но необыкновенно прекрасная, она смотрела прямо перед собой, и на лице ее застыло выражение обреченности.
За повозкой ехали почетные гости, а за ними шла весело галдевшая празднично разодетая толпа. За толпой, состоявшей из достойных, по мнению Корхаса, горожан, во двор попытались проникнуть и горожане победнее, среди которых было немало оборванцев и нищих, но привратники решительно преградили им дорогу, бесцеремонно захлопнув перед недостойными ворота.
Процессия остановилась в центре двора, и Корхас, встав во весь рост, начал произносить торжественную речь. Почетные гости, уже изрядно утомленные долгим свадебным шествием из храма, нетерпеливо ерзали в седлах и на сиденьях колясок, а те, что шли пешком, переминались с ноги на ногу, и все, вожделенно поглядывая на свадебный стол, глотали слюну.
Конан подошел к балаганщикам, что-то оживленно обсуждавшим позади своего фургона.
– Спасибо, что выручили,- негромко сказал он.- Мне нужно было избавиться от слежки, чтобы встретиться с Бали. Мне еще раз понадобится ваша помощь, правда, я пока не придумал, как это можно сделать.
– Ты только скажи нам, в чем дело, а мы уж сообразим,- отозвался силач,- Только давай отойдем подальше, а то сюда, кажется, уже идут.
Конан оглянулся и увидел шестерых охранников, направлявшихся к нему стремительным шагом. Видимо, спохватившись, что упустили киммерийца из виду во время представления, они бросились искать его, а сейчас, решив, что Конан у них в руках, они выхватили сабли и, злорадно ухмыляясь, окружали фургон. Похоже, хозяин приказал захлопнуть ловушку.
«Вот какое представление Корхас собирался показать своим гостям! – разозлился Конан.- Понравятся фокусы балаганщиков начальнику аренджунской стражи или нет, этого сына Нергала совершенно не волнует. Он ждет, что сейчас в присутствии важных персон будет разоблачен преступник, за голову которого ему отвалят немалую сумму, да еще и откроют доступ в свое общество. Бешмет прислал меня в качестве свадебного подарка – что ж, подарок Корхас получит, но только от меня лично! Это представление в Аренджуне запомнят надолго!»
– Мы уже все поняли Конан,- сказал фокусник, доставая из черного ящика волшебную палочку.- Сейчас я тебя прикрою.
Он взмахнул палочкой, и вдруг невесть откуда возникло множество сверкающих серебристых огней, образовавших плотную завесу, отделившую лицедеев от охранников.
Конан вынул из-за пазухи кошель с драгоценностями и шкатулкой и показал их силачу.
– Вот что они мне подсунули! Эти драгоценности сняты с гостей, которых убили в этом доме, а еще тут есть перстень государственного казначея – значит, Корхас действительно его убил. В этой шкатулке лежит письмо, написанное специально для того, чтобы все важные особы прочли его и убедились, что Корхас – необыкновенно честный и благородный человек, а я втерся к нему в доверие, чтобы продолжать грабить и убивать всех подряд! Сейчас, по замыслу Корхаса, должно разыграться главное представление.- Конан замолчал и посмотрел на балаганщиков.- Ну, что скажете?
– Он хочет представление, и он его увидит,- с загадочным видом проговорил силач.- Мы с удовольствием покажем ему, на что способны. Проучим как следует этого негодяя!
– Мне надо идти,- сказал Конан.- В доме скрывается Бали, и мне надо помочь ему. Ну! Начинаем!
– Я провожу тебя,- И фокусник еще быстрее завертел волшебной палочкой, окружив сверкающим водоворотом себя и Конана.
Охранники, подобравшиеся уже совсем близко, растерянно топтались на месте, не видя ничего, кроме искрящегося вихря серебристых огней, который медленно плыл в сторону. Возле фургона осталось лишь несколько балаганщиков, старательно разминавшихся перед представлением.
Тяжело дыша, охранники злобно уставились на лицедеев, затем один из них, сообразив, что Конана здесь нет, повернул в сторону летящего по двору сверкающего смерча. Несколько мгновений он раздумывал, куда же все-таки бежать, и этого времени вполне хватило жонглеру, чтобы схватить с подставки горящие факелы и завертеть ими с бешеной скоростью. Теперь по двору плыли уже два искрящихся шара – один золотой, пылающий жаром, другой – серебряный, мерцающий холодным, как Млечный Путь, светом. Оба шара встретились, чтобы тотчас разойтись в разные стороны.
Почетные гости, сидевшие высоко в седлах своих коней, восторженно хлопали в ладоши, полагая, что это конец занудной речи Корхаса и теперь начнется праздник. Сам хозяин, заметив непонятное сверкание, подбоченился и с довольным видом глянул на приглашенных. «Молодцы балаганщики,- думал он.- Из кожи вон лезут, чтобы угодить мне. Стало быть, уважают. Скоро вся Замора будет меня уважать!»
Между тем шары продолжали уплывать в дальний угол двора, а к повозке новобрачных стало приближаться нечто другое, но не менее диковинное,- огромная живая пирамида: силач нес на высоко поднятых руках деревянную площадку, на которой стояли акробаты, а на их плечах жонглеры крутили руками и ногами блестящие обручи, разноцветные ленты и булавы. Толпа восторженно заухала, а пирамида, подойдя вплотную к коляске, внезапно рассыпалась. В воздухе замелькали упругие тела акробатов. Совершая невообразимо головокружительные прыжки с переворотами, они один за другим очутились в повозке жениха. Осыпав новобрачных блестящей мишурой, акробаты нацепили на Корхаса пестрые гирлянды, отчего он стал похож на аляповатую цветочную клумбу, и вернулись на деревянную площадку, вновь образовав живую пирамиду.
Слегка смущенный, но очень гордый Корхас с важным видом поклонился гостям и вновь простер над толпой руку, намереваясь продолжить торжественную речь, но никто не хотел его слушать. Гости и слуги оживленно переговаривались: одни обсуждали предстоящие развлечения, другие – долгожданные угощения, третьи – только что увиденное, а остальные просто потеряли терпение.
