хотел было пойти за Дией с Летосом, но увидел, как из класса напротив выходят «тигры», и остановился. Мы с Умоком встретились глазами, и его «дикообразные иглы» печально повисли. Я зашагал прямо к нему.
— Чего тебе, воротничок? — пробурчал Умок.
— Надо поговорить, — бросил я.
Мы отошли к подоконнику, и Умок спросил:
— Ну? Пришел сказать, что сваливаешь?
— Не совсем.
— Но ты сваливаешь?
— Нет.
— Тогда слушать не стану, — буркнул Умок и попытался уйти, но я встал перед ним и сказал:
— Послушай, Умок. У нас с тобой есть кое-какие разногласия, но к чему все это приведет? Какая тебе выгода с того, чтобы бить и оскорблять меня?
Я выбрал неправильные слова, потому что Умок опасно позеленел, точно неспелый помидор, и прошипел:
— Выгода, значит? Вам, из Мегаполиса, лишь бы выгода была…
— Я не так выразился, — я помотал головой.
Умок прищурился:
— Опять лжешь, крыса ты продажная?
Я скрипнул зубами. Да что с ним не так? Я к нему со всей душой, а он…
— Нет. Ладно, — я расправил плечи и зашел с другой стороны. — Я без понятия, что я сделал, но мне не хочется и дальше враждовать с тобой, Умок. Я хочу спокойной жизни в этой школе, а то с прошлой у меня не заладилось…
Я осекся, словно сказал лишнее, и Умок расцвел, как весенняя орхидея.
— О, — обрадовался он. — Так тебя выперли, а, воротничок?
— Да, выперли, — отозвался я. — Доволен?
— Еще как, — расплылся в улыбке Умок. — Правда, жаль, что свалил ты именно к нам. Ну, так чего ты хотел?
— Хочу спокойной жизни, — повторил я. — Без драк, ссор и незапланированных альтеробоев.
Умок поскреб подбородок. Его необычайно воодушевила мысль, что меня выгнали из прошлой школы. Он заулыбался, а я не припомню, чтобы когда-нибудь видел его таким счастливым. Да, смотри: у «богатеньких воротничков» из Мегаполиса тоже есть слабости. Возьми козырь и проиграй.
Но Умок не собирался проигрывать. Улыбаясь, он предложил:
— Как на счет драки, воротничок? Старый добрый кулачный бой, а? Выиграешь ты — будет по-твоему, а если я — свалишь в другую школу. Как тебе?
Черт. Дурацкие условия. А ведь он гораздо крепче меня, видно, что для него не в новинку меряться кулаками в подворотнях и на пляжах. Да и какой смысл: даже если я выиграю, он что, разве зауважает меня? Просто затаит обиду и ударит в самый неподходящий момент, а мне этого не надо — пока я так уязвим.
— Неужели ты так меня ненавидишь? — пробормотал я. — Неужели нельзя решить это мирным путем?
— Ты первый подошел, — напомнил Умок. Быть может, Дия права, называя его неглупым парнем.
Так-так, думай скорее, Мартин. Твоя цель: добиться равнодушия или расположения Умока, поскольку он слишком опасен для тебя. Задача: отделить образ «богатенького циника из Мегаполиса» от себя. Решение…
— Ладно, — сказал я. — По рукам. Я выбираю время. Завтра в десять часов утра.
— Хорошо, тогда я выберу место, — согласился Умок и до боли сжал мою руку. — Возле Старой Скалы. И будь добр, приходи без Летоса.
— Договорились.
Глава 11. Под синей маской
Как-то на Карнавальный праздник родители подарили мне маску. Легкая, расширяющаяся книзу, она была изготовлена из кожи и покрыта синей краской. В детстве мне казалось, что это кот, потому что у маски были кошачьи уши, но сейчас, только глянув на нее, я понял, что ошибся: у котов не бывает такой широкой белой улыбки, нарисованной наподобие треугольника, да и нос не обозначен, и усов совсем нет. Над глазами шли три черные полосы, но на тигра это совсем не походило. Я ни разу ее не надевал, потому что в те годы она оказалась мне большой, но, примерив ее сейчас, я осознал, что маска легла на лицо, как влитая.
Отлично, для Джунглей как раз подойдет. Мазать лицо грязью не очень-то приятно.
Только я переступил Границу и огляделся, как от деревьев отделились две непохожие друг на друга фигуры и заскользили ко мне — то ли тени, то ли ветер, бегущий по кустам и лианам. Они замерли рядом, и вот, передо мной стоят Эйльфия и Неотеллус в серых балахонах, и широкие капюшоны скрывают их глаза.
— Привет тебе, заграничный. Отличная у тебя маска, — пропела Эйльфия и заправила темную косичку под капюшон. — А теперь следуй за нами, да поскорее.
Мы пошли вглубь Джунглей. А они снова изменились — стали не такими, как вчера, и гиганты-деревья в задумчивости воззрились на меня, точь-в-точь люди, оценивающие при первой встрече.
— Маска, не маска… какая разница? — буркнул Неотеллус, огромный и сильный, как пещерный медведь. Сегодня он показался мне больше, чем в прошлый раз. — Прибьют его и дело с концом.
Я проигнорировал его слова — сразу понял, что не нравлюсь ему — и обратился к Эйльфие:
— За нами кто-то гонится?
— Пока нет, — отозвалась Эйльфия. — Но лучше долго не стоять на одном месте.
Мы мчались между деревьев и лиан, и ветки шлепали по маске, как чьи-то когтистые лапы. Эйльфия бежала впереди, я за ней, а за мной, сверля затылок взглядом, шагал Неотеллус. Я спотыкался, хватался за стволы деревьев, два раза чуть не взял вместо ветки змею, проваливался в норы, а глазастые шли так, будто гуляли по парку в Мегаполисе. Скоро я взмок, и захотелось пить.
— Может, мне лучше перекинуться? — пропыхтел я.
Эйльфия остановилась, и я чуть не врезался в нее. Она обернулась — да так резко, что я не успел отшатнуться, — и ее огромные фиолетовые глаза оказались совсем рядом. Если б не маска, я бы, наверное, почувствовал ее дыхание. Она сказала:
— А что? Давай.
К чему этот оценивающий взгляд? Хочет посчитать, за сколько секунд я превращаюсь? Интересно, а сама она умеет?
Лесной кот — отличный вариант для Джунглей. Он быстрый, ловкий и небольшой, чтобы в случае чего легко перекинуться в птицу. Почувствовав пластилиновую податливость тела, я уменьшился в росте, руки-ноги укоротились и обзавелись подушечками и когтями, а синяя маска стала мордой кота. Я опустился на передние лапы и махнул отросшим хвостом.
— Очень хорошо, — где-то наверху сказала Эйльфия. — Но сейчас ты привлекаешь много внимания. Ты мерцаешь.
— Я знаю, — я дернул ухом. — Скажешь, когда будем на месте, и я перекинусь обрат… ты что творишь?!
На мой хвост опустился тяжелый ботинок. Боли я не почувствовал, но это мерзкое прикосновение ко мне — вполне, и повернулся к Неотеллусу. В траву скакнуло несколько золотых искр. Он ухмыльнулся:
— Да ничего, заграничный. Ты сейчас довольно
