Зануда выпрямился, обошел что-то шепчущего Медведя и подошел к останкам двух его земляков.
– Ну да, – сказал Зануда. – Вот с ними. Они из одной деревни… Лохи от сохи…
Медведь выкрикнул что-то снова, что-то неразборчивое, и затих.
– Я домой пошел, а они… – Зануда вдруг почувствовал слабость в ногах и сел на мостовую, прямо в кровь. – Я ж тоже мог, мать твою…
Из храма Морского бога вышел жрец. На него обратили внимание только тогда, когда он, остановившись возле сидящего на мостовой Зануды, поднял руку к небу и зычным голосом провозгласил:
– Каждый, кто дерзнет!..
Толпа вздрогнула разом, словно огромное животное от удара.
– Каждый, кто дерзнет даже помыслить плохое о богах, кто хотя бы в мыслях захочет унизить их или обесчестить…
Жрецу было страшно.
Одного взгляда на кровавые останки хватило ему, чтобы почувствовать тошноту, чтобы задрожали руки. О том, что придется объяснять людям ТАКУЮ волю Морского бога, жрец узнал совсем недавно, незадолго перед тем, как тела появились на улице.
Морской бог явился ему, рассказал, что именно нужно будет говорить, и тут как раз заголосила женщина напротив храма. Жрец только успел набросить балахон, который надевал в торжественные моменты, и вышел.
– Никто не смеет даже слушать, как другие злопыхают на бога или богиню. А услышав, должен заткнуть грязную пасть грешника. Иначе гнев богов падет как на говорившего, так и на слушавшего. Это последнее предупреждение. Сами услышали – передайте другим.
Жрец Морского бога повернулся лицом к храму и пошел, чуть покачиваясь на дрожащих ногах. Ему казалось, что сейчас из толпы вылетит камень, ударит его в голову или в позвоночник, между лопатками, а потом толпа хлынет к храму, топча тело жреца и разнося вдребезги статуи и колонны храма.
Но толпа стояла недвижно, наблюдая за агонией Медведя.
– Вот сволочи, – тихо сказал Щука, и никто из стоявших рядом рыбаков не переспросил у него, кого именно тот имеет в виду.
Откуда-то со стороны рынка появилось облачко мух, привлеченных запахом смерти и свежей крови.
– Уберите тела, – сказала негромко царица.
Заметив, что ее никто не услышал, царица дернула ближайшего к себе стражника и наотмашь ударила его по лицу:
– Уберите тела и вытрите кровь!
За спиной у царицы кто-то кашлянул. Она оглянулась. Там стоял старейшина одной из пострадавших от кочевников деревни и мял в руках шляпу из козьей шерсти.
– Так что там насчет наших дел? – неуверенно спросил старейшина. – Будет охрана? А то ведь без урожая останемся, итить твою…
«Была бы это моя последняя проблема», – подумала царица.
«Была бы это моя последняя проблема», – подумал Бес. Подумал – и удивился. Именно тому, что смог подумать.
Как бы там ни было, но секира есть секира, а удар ею по голове есть удар по голове. Сам Бес в свое время такой секирой разваливал противника пополам, а саму секиру при этом вгонял в землю до половины древка.
Бродяга же впечатления слабака не производил.
Вначале, после удара, для Беса исчезло все. Сколько именно продолжалось беспамятство, Бес не знал, но когда пришел в себя, понял, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Глаз тоже открыть не мог.
Такое могло случиться при повреждении позвоночника. Доводилось Бесу видеть и паралитиков, и слепцов. Но еще такое могло произойти, подумал Бес, если человеку крепко связывали руки и ноги, а на глаза надевали повязку.
Болела, правда, голова, но это, кроме всего прочего, указывало на то, что есть чему болеть. Была бы это его последняя проблема.
Бес осторожно напряг мышцы. Перед глазами появились золотистые точки. Бес попытался разорвать путы, и точки полыхнули пышными золотыми цветами. И боль попыталась расколоть череп изнутри.
Пришлось замереть и ждать, когда боль устанет ломиться сквозь виски.
«И главное – за что», – подумал Бес.
Он не сделал Бродяге ничего плохого. Не успел. Они так славно общались, так весело перековали пустынных разбойников, обсуждали подробности нелегкого труда Ловцов. И вдруг – секирой по башке.
«Ловкий парень этот Бродяга», – подумал Бес. Вот только не убил. Не подумал Бродяга, что Беса нужно или убивать, или вообще не затеваться по этому поводу. Бес – человек памятливый. И Бес при случае напомнит Бродяге, как размахивать секирой.
«Не успел», – снова подумал Бес. Да и когда он мог это сделать? Когда Бродяга скопытился после глотка сомы? Нельзя было, слишком опасно для бедняги. А потом… Некстати разбойнички появились, ой, некстати… Он ведь только собирался предложить укладываться спать.
Бес снова напряг мышцы. Не так много на свете веревок, способных долго удерживать его. До этого момента Бесу не доводилось с такими встречаться. Эта тоже не исключение. Неоткуда было Бродяге взять такую особую веревку. В Аду, что ли? Интересно, как он ее вынес незаметно для Беса, голый-то?
Нужно вот так напрячь мышцы… Если бы только не болела голова! Бесу начинало казаться, что, напрягаясь, он разрывает свой собственный череп, а не путы. Еще раз! Отвык, отвык он от боли. И где, интересно, Бродяга? Где эта сволочь?
– Не дергайся, – сказала эта сволочь где-то рядом.
– Да пошел ты! – выдохнул Бес и попытался разорвать веревки.
К ноге прикоснулось что-то прохладное и острое. Как бы не острие секиры, прикинул Бес и замер.
– Я мог бы тебя снова оглушить, – сказал Бродяга. – Но мне нужно с тобой поговорить.
– С горбатыми пойди вон пообщайся, – ответил Бес. – А когда они тебе все расскажут, придешь ко мне.
– Неправильный ответ, – ровным голосом сказал Бродяга. – У меня такое чувство, что ты немного неправильно оцениваешь ситуацию…
– Как хочу, так и…
– Нет. – Секира чуть сильнее нажала на ногу Бесу. – Теперь ты еще долго не сможешь вести себя как хочешь. Мне очень не хотелось бы тебя калечить, но пойми меня правильно – слишком много накопилось вопросов.
– А если мне наплевать? – спросил Бес.
– А если я тебе ногу отрублю? – в тон ему спросил Бродяга. – Вот по самое колено?
Бес почувствовал, как секира, давившая ему на ногу, вдруг исчезла, и воображение сразу же дорисовало картину – Бродяга замахивается, медленно, не торопясь. Поднимает секиру. Двойное лезвие бабочкой легко вспархивает над головой Бродяги, солнце огоньком вспыхивает на самом кончике лезвия… И – хрясь.
Бес дернулся.
– Спокойно, – сказал Бродяга. – Не нужно так пугаться.
Скрипнул рядом песок. Потом руки Бродяги содрали с глаз Беса повязку.
Солнце шло уже к закату. Вокруг все еще была пустыня. Где-то совсем рядом всхрапнул горбатый. Бес сначала скосил глаза влево, потом чуть повернул голову. И это было очень больно. Все мысли в его голове превратились в камешки и от малейшего ее движения начинали перекатываться, ударяясь друг о друга. «Этот грохот должен быть слышен и Бродяге», – подумал Бес.
