По ряду стоящих вокруг военачальников пробежала еле слышная волна изумленных и возмущенных возгласов.
— Ты хочешь сказать, чтобы слухи не разбрелись среди солдат? — с вялой надеждой в голосе спросил только что вернувшийся Кунапш.
— Я всегда точно знаю, что я хочу сказать! — оскалился Рикатс. — И когда я говорю «никто», это означает «никто». Вы все узнаете обо всем — когда я сочту нужным. Кстати, Михашир, позаботься, чтобы палачи не распустили язык после того, как закончат работу.
Одиннадцать взглядов — Лимиаф все еще находился среди своих людей — скрестились на лице Рикатса. И чего среди них не было точно, так это понимания.
— Но почему, Рикатс? — спросил Кунапш, стараясь говорить спокойно.
— Потому что я так хочу.
— Не кажется ли тебе, почтенный Рикатс, — в отличие от своего коллеги Бадшос заговорил с неприкрытой угрозой в голосе, — что нам требуется более веский довод?
— Я так хочу! — с нажимом повторил Рикатс. — Я так приказываю! И мой приказ будет вместо довода!
Тишина. Никогда еще тишина не была такой оглушительной. Каждый из присутствующих, не будучи идиотом, осознавал, что настал момент если не переломный, то по крайней мере критический. И лучше всех это понимал сам Рикатс. Прямо сейчас, сию секунду, армия может развалиться. Рассыпаться в прах. Достаточно слабого толчка, чтобы каменная глыба покатилась с горы, и после этого уже не в силах человеческих будет ее остановить.
Рикатс ждал этого толчка — и не дождался. Тишина стала обычной — просто ночь, просто группа людей, в молчании стоящая над огромным кострищем.
— Несправедливо все-таки… — проговорил Бадшос, но силы не было в его голосе.
— Конечно! — Рикатс скорчил омерзительную ухмылку. — Можешь поплакать об этом в одиночестве. А те, кто не будут заняты рыданиями, пусть подумают, где еще можно раздобыть жратвы на сегодняшний день. Любые разумные меры разрешаю принимать, не советуясь со мной. Неразумными будут считаться меры, которые мне впоследствии не понравятся.
Рикатс повернулся и направился в свою палатку. Спиной он явственно ощущал, что стал ненавидим гораздо сильнее, чем когда бы то ни было. Это приводило его в восторг. Что ж, старина, говорил он себе, ты все-таки стал главой этой нелепой армии. Теперь действительно стал. За это он почти готов был благодарить предателя. Возможно, завтра он так и сделает…
— Рикатс! Рикатс, проснись!
— Отстань!
— Да проснись же ты, кабанья задница!
— Слушай, Глаз, если я сейчас проснусь, клянусь Жалом, ты об этом пожалеешь.
— Благодари Двенадцать богов, что тебя сейчас слышал только я…
Последние слова Михашир произнес заметно тише предыдущих, но, казалось, разбудили Рикатса именно они. Он рывком сел, яростно тараща глаза в темноту палатки.
— Знаешь, и не вспомню уже, когда я в последний раз Глаза во сне видел. А сейчас вот… И, что интересно, во сне я тоже сплю, а он меня будит. А я думаю, чего это Глаз меня Рикатсом называет…
— Вернулся в настоящее? — спокойно спросил Михашир, щелкая огнивом и запаливая толстый огрызок свечи — он не любил разговаривать, не видя лица собеседника.
— Да уж… — Рикатс выглянул за полог палатки. — Сколько я спал?
— Нисколько. — Михашир хохотнул. — Я вообще удивляюсь, когда ты успел задрыхнуть. Ужасно жаль было тебя будить, но и нарушить твой приказ я не посмел.
Рикатс засопел, не то недовольно, не то со смущением.
— Слушай, ты так уж близко к сердцу не принимай…
— Перестань! — Михашир аккуратно хлопнул друга по плечу. — Ты был великолепен. Не порть впечатление оправданиями.
Рикатс оглушительно зевнул, потянулся и растер лицо ладонями в тщетной попытке окончательно прогнать сон.
— Эх, Михашир, если бы ты знал, как глубоко мне плевать на то, какое я произвожу впечатление… На кого? На тельцов, на овнов? Раки, стрельцы, водолеи — как мне противен весь этот цирк!
— Представляю, — кивнул Михашир.
— Нет. Не представляешь. Я сам не представлял до недавнего времени. — Рикатс с яростью, до хруста пальцев сжал кулаки. — Но в одном ты прав, сегодня я наконец-то взял эту армию за глотку и пусть от меня отвернется Скорпион, если теперь выпущу. Разве что мертвым… а это пока еще остается достаточно вероятным исходом. Ладно, рассказывай, зачем меня разбудил. Что так скоро сумели выпытать наши палачи?
Михашир осторожно выглянул из палатки, сложно ожидая там увидеть подосланного шпиона.
— В общем-то, им не пришлось прилагать особых усилий. Никто из караула обоза и не думал скрывать увиденного ночью.
Рикатс недобро усмехнулся.
— Ну, на это я пока не спешил бы ставить. Уверен, что они рассказывают правду, но не поручусь, что всю правду. Так что они говорят?
— Тебе это не понравится. — Михашир тяжело вздохнул.
— Да? — Рикатс озабоченно похлопал глазами. — Тогда, знаешь что, не рассказывай мне ничего. Не хочу расстраиваться!
Михаширу потребовалась добрая дюжина секунд, чтобы понять, что над ним откровенно издеваются. Еще через секунду он понял, что начальник на взводе и вот-вот взорвется. Сделать следующий шаг в своих умозаключениях было совсем просто. Михашир заговорил очень быстро, стараясь выложить сразу всю информацию.
— Все караульные в один голос говорят одно: продовольствие сожгло небесным огнем. Густой огненный дождь пролился с неба прямо на обоз, все длилось считанные мгновенья. Дождь начался внезапно и так же внезапно прекратился, но к тому моменту полыхало уже так, что нечего было и думать пытаться тушить. Впрочем… караульным это и в голову бы не пришло. Как ни крути, более явного знака свыше трудно себе представить.
— Ничуть не трудно! — фыркнул Рикатс. — Боги могли уничтожить меня, тем самым лишив армию единственного человека, пользующегося головой по прямому назначению. Но раз они этого не сделали…
Михашир истово поднес ладонь ко лбу. Этот Рикатс… С ним пообщаешься, глядишь и сам в богохульство скатишься.
— Да, твоя любовь к самому себе мне известна, — сдержанно сказал он. — Но и ты должен понимать, если боги сожгли наш обоз… Значит, они на стороне Глаза.
Рикатс выругался, длинно, смачно и витиевато.
— Я скажу тебе одну вещь, Михашир. Конечно, не в силах человеческих постигнуть замыслы бессмертных богов, и все такое… Но боги — они всегда на своей стороне.
Михашир отпрянул от друга, словно узрев на его месте самого страшного из демонов Оборотной стороны мира. Одними губами вознес мольбу ко всем двенадцати богам. И только после этого заговорил, метнув в Рикатса гневный взгляд.
— Опомнись, Рикатс! Подумай, что ты говоришь… о ком ты говоришь!
