Из долгих бесед с Аквией Блейд с удивлением выяснил, что ни сейчас, ни в прошлом этот мир не знал смены времен года. Вероятно, ось планеты была перпендикулярна к плоскости эклиптики, и на каждой широте климатические условия оставались неизменными. Было ли это обстоятельство естественным или в незапамятную эпоху, в век торжества технологии, древние инженеры спрямили ось? Аквия ничего не могла сказать по сему поводу; даже легенд о тех далеких временах не осталось. И если некогда в материковых щитах вблизи полюсов зияли провалы гигантских дюз, чудовищных двигателей, развернувших мир, то теперь эти титанические сооружения были навеки погребены под слоем льда — как и остальные девять десятых поверхности планеты.
Десятый день пути
Еще одна полынья — прорубь, высеченная в семифутовой толще льда. Рядом — расчищенная площадка со следами костров, несомненно, с поспешностью покинутое стойбище. На высоком ледяном столбе — туша тюленя, дар Великому Дайру. Увидев эту картину, Блейд довольно кивнул. Харат постарался выполнить его повеление.
Они забрали мясо и не стали задерживаться здесь, ибо время едва перевалило за полдень, и разбивать лагерь было еще рано. Упряжка мчалась по равнине, пересеченной тут и там грядами торосов, неслась все дальше и дальше на север, к острову, вмерзшему в морской лед, словно корабль, поставленный на вечную зимовку. Блейд думал о том, что полыньи — и естественные, и искусственные — служили одновременно и полями, и огородами, и охотничьими угодьями для местных троглодитов. Вероятно, каждый клан владел несколькими такими колодцами, ведущими к морю и к пище. Скорее всего, они кочевали от одной промоины к другой, не упуская случая ограбить соседей или прихватить на обед зазевавшегося чужого охотника.
Он убедился, что северный край вовсе не являлся таким безжизненным, как могло показаться с первого взгляда. Тут были звери — и на снежной равнине, и в хаосе ледяных надолбов, все как один — хищные и смертельно опасные. Волки, самые слабые среди прочих, брали числом и отчаянной дерзостью, небольшие стаи катрабов подстерегали их у промоин пытаясь отнять добычу и заодно полакомиться волчьей плотью. И те, и другие опасались связываться с хандаром, огромным медведем, и сатлом, похожим на многоногую мохнатую змею футовой толщины. Дайр, владыка и повелитель снежного королевства, царил над всеми — это значило, что он мог догнать, растерзать и пожрать любого.
Люди Дарсолана стояли на одном уровне с волками — возможно, и ниже, ибо никто из троглодитов, с их жалким оружием, не сумел бы справиться с волком один на один. Люди, как и тюлени, были самым первым звеном экологической цепи, самые слабые среди хищников, они являлись пищей для тех, кто превосходил их силой, быстротой, свирепостью. Даже обладание огнем не могло уравнять шансы, ибо топливом служил жир, и его хватало лишь на то, чтобы как-то обогреть крохотные юрты и приготовить пищу; настоящий костер, защита от хищников, оставался тут недостижимой мечтой.
В полыньях кишели тюленеобразные рыбы, но эта добыча давалась людям нелегко: морские создания были на редкость увертливыми, а костяные гарпуны с трудом пробивали шкуру и толстый слой подкожного жира. Даже Блейд, с его превосходной реакцией, промахивался три раза из четырех и клял последними словами ненасытные утробы своих собак и племя Харата, прикончившее не только останки дайра, но и запас сушеной рыбы, которой Аквия кормила псов.
Нет, что ни говори, самой легкой дичью на снежной равнине был человек. И вряд ли Аквилания, целительница из Дома Властителей Кламстара, смогла увидеть знаменитые берглионские гобелены, если б Ричард Блейд столь своевременно не свалился ей на голову.
Пятнадцатый день пути
Утром, едва нарты отъехали на пару миль от места последней стоянки, Аквия забеспокоилась. То и дело оборачиваясь, она смотрела назад, словно желая разглядеть некую опасность, скрывавшуюся в белесо фиолетовом мареве дарсоланской равнины. Блейд бросил на нее вопросительный взгляд.
— Дайр?
— Кажется… Я еще плохо чувствую… слишком далеко… Но он приближается, Риард!
— Пусть. Ничего хорошего его тут не ждет, — разведчик потянулся за топором.
— Будь осторожен…
— Я всегда осторожен. Потому и жив еще.
Они замолчали; теперь оба то и дело поглядывали назад.
— Вот он! — Аквия вытянула руку, и Блейд увидел мерцающее серебристое облачко, стремительно мчавшееся по их следам. Этот зверь не пытался устроить засаду; возможно, он был голоднее и нетерпеливее. Он видел добычу и бежал прямиком к ней.
— Правь к ближайшим торосам, — велел Блейд женщине, перекидывая через плечо ремень своей секиры.
Когда они затормозили у бесформенной одинокой глыбы, он спихнул Аквию в снег и перевернул нарты на бок, завалив её поклажей.
— Лежи тихо, не двигайся. И ради Великих Льдов не пытайся мне помочь.
Собаки с воем сбились у передка саней; Блейд гаркнул на них, и громкий человеческий голос приободрил упряжку. Снежный ящер стремительно приближался, совершая прыжки в пятнадцать футов. Не очень крупный экземпляр, решил разведчик; тот, первый, был дюймов на пять повыше.
Он выступал вперед, потрясая копьем. Багровый солнечный луч скользнул но толстому широкому лезвию, окрасив сталь в цвета растерзанной плоти. Зверь остановился; казалось, он не то озадачен, не то поражен видом противника. Это странное существо носило шкуру дайра, но лапы у него выглядели совсем иначе… И потом — потом, у него не было хвоста!
Ящер испустил слабое шипенье и двинулся в обход, к собакам. Весь вид его словно говорил: не трогай меня, и я по трону тебя — только возьму положенную дань. Блейд не пытался заступить ему дорогу; он замер, высоко подняв копье с тяжелым концом, окованным на фут железом.
Дайр скользнул мимо, опять предостерегающе зашипев. И в этот миг разведчик ринулся вперед. Он не хотел наносить удар острием; эта тварь была слишком мощной, живучей и отлично бронированной, чтобы прикончить её с одного укола. В конце концов, в первый раз ему сильно повезло, но трудно рассчитывать, что везение повторится…
Он действовал копьем, как дубиной, и окованный железом конец опустился точно туда, куда было рассчитано — на крестец чудища, за шипастым гребнем. Раздался сухой треск, Блейд отскочил в сторону, а ящер завертелся на снегу с переломанным позвоночником. Зверь снова зашипел, негромко, яростно; пасть его раскрылась, обнажив ряд чудовищных клыков. Он пополз к человеку, царапая лед когтями передних лап и оставляя широкий кровавый след — задние лапы и хвост бессильно волочились за ним.
