Неспешно обойдя весь полуостров, мы вернулись к мокрым от пота металлургам. Видимо, процесс плавки подходил к концу: накачка воздуха шла в бешенном ритме. После десяти минут такой работы оба металлурга обессилено присели недалеко от печи. Мне стало интересно, как они достанут крицу из такой печи, поскольку длинных клещей не наблюдалось. Печь ревела минут пять, затем звук начал стихать. Переглянувшись, металлурги встали, один из них сжимал в руках кусок, напоминающий самодельный молот. Сильным ударами дикарь начал разбивать печь, удивив меня своими действиями. Разбив печь из камней, он умудрился вытащить оттуда кусок крицы со огненно-желтыми глазками, которую просто тупо подвинули к плоскому камню, вкопанному в землю.
Один придерживал кусок крицы, второй наносил удары молотом, отбивая шлак. В итоге, через пять минут у металлургов получилась железная заготовка размером с две пачки сигарет. Дикарь, толкая палкой, отодвинул ее в сторону, где лежали две заготовки размером чуть поменьше. Сколько я ни смотрел вокруг, не нашел и намека на возможность отковать нож. Зар не мог дать мне информации по вопросу. Где племя кует ножи, осталось для меня неясно. Да и сама технология одноразовых печей для плавки руды очень примитивная. Правда, нужно учесть, что до этого племя Эльтов дошло самостоятельно, а это уже прогресс.
Но зато племя владело технологией ледника: позади землянок были выкопаны узкие колодцы, накрытые плетеной решеткой из прутьев. Сверху укладывали изношенную шкуру и насыпали землю. Когда при мне открыли такой «погреб», внизу я увидел подтаявший лед. Эльты — весьма продвинутое племя для своего времени: у них появились зачатки металлургии, умение длительного хранения продуктов, понимание гигиены, они использовали ландшафт, полуострова, чтобы максимально обезопасить себя. Кроме того, они строили долговременные жилища типа землянок и даже складывали печи. Правда им не пришло еще в голову делать нормальные дымоходы.
Все говорило о том, что племя неплохо приспособилось к зимним холодам. Само племя нельзя назвать многочисленным: из-за постоянного нахождения части мужчин на охоте, я не мог понять точной численности. Землянок всего двадцать одна, в каждой могла жить просто супружеская пара, а также пара со взрослыми детьми. Приблизительная численность племени — человек шестьдесят-восемьдесят вместе с малыми детьми.
Каждый день я по несколько раз заглядывал в землянку, где находилась Ната. Унн начинала шипеть как разъяренная кошка, если я задерживался больше пяти минут. Бездействие и вынужденное состояние Наты меня угнетали. За неделю вынужденного отдыха мысленно я уже прошел под двести километров. Самое обидное, что у меня нет ничего из лекарств, чтобы помочь Нате. То, чего я так боялся, все же случилось: вчера и сегодня Нату лихорадило, она обливалась потом, но я не мог ей помочь, уповая на доисторические знания местной целительницы. Единственное, что я мог сделать, так это немного сбить температуру, обтирая лицо девушки холодной водой.
На десятый день с момента ранения наступило долгожданное улучшение. Я, как обычно находившись по деревне, отдыхал в своей хижине, когда меня окликнула Унн. Глаза старухи подозрительно блестели, я даже подумал, не перебрала ли она своих мухоморов. Зайдя внутрь, остолбенел: Ната полусидела, облокотившись спиной о стену. Улыбка озарила ее бледное лицо, едва я переступил порог.
— Макс, ты здесь? — голос звучал слабо, но слова она выговаривала отчетливо.
— А где же мне быть, как не рядом с тобой? Как ты себя чувствуешь? — Сделав пару шагов, присел рядом с девушкой, положив руку на лоб. Жара нет, кризис миновал, организм Наты справился с инфекцией. Наверное, ее пичкали столькими вакцинами в детстве, что даже тяжелейшую инфекцию смогла перенести без лекарств.
— Слабость, руку не могу поднять. А еще я так голодна, что могу съесть медведя. Он напал так внезапно, что я не успела среагировать.
— Он за это поплатился, — утешил девушку, — а насчет еды, есть будешь очень маленькими порциями. Сегодня кроме воды дам тебе четверть батончика. После того как поспишь, можно съесть еще четверть. Ты десять дней не кушала, твой желудок пуст и ужался, нельзя его нагружать.
— Я лежу десять дней? — зрачки Наты расширились от удивления, — мне казалось, что все это случилось только вчера.
— Да, десять дней. И еще примерно столько же пройдет, прежде чем ты сможешь нормально ходить.
— И мы сразу пойдем в Максель? — Ната облизнула пересохшие губы. Взяв миску с водой, дал ей сделать глоток. Девушка жадно припала, но я отнял посуду от нее.
— Не торопись, сделай паузу, потом выпьешь еще. Что касается Макселя, то, возможно, нам придется немного обождать. Мы поговорим об этом, когда ты поправишься. Сделай еще глоток воды и съешь четвертинку батона. Как выспишься, еще поговорим.
— Макс, — остановила меня Ната. — Прости за медведя, я была так невнимательна.
— Все нормально, дорогая, это не твоя вина. Отдыхай, я рядом, буквально за стенкой.
Вышел, а в душе бушевала ненависть к самому себе: я слышал треск в чаще, когда увидел, как с хворостом выходит Ната. Подумал, что это какой-нибудь испугавшийся заяц продирается сквозь кусты. Среагируй я быстрее, не пришлось бы Нате лежать пластом, борясь за жизнь. Бывают же люди, которых ничем не исправить! Я был ярчайшим представителем такого типа: постоянное пренебрежение опасностью, недооценка риска, дилетантское отношение к каменному веку. И всегда страдали те, кто рядом со мной. Я до сих пор не мог забыть бедного Маа, ставшего пищей для каннибалов. И все по моей вине, из-за моей самоуверенности. Где-то чуток недоглядел, в другом случае оставил все на «авось», и отрицательный результат не заставляет себя долго ждать.
Заметив проходящего мимо Зара, махнул рукой, подзывая к себе. Статус Зара в племени значительно возрос в результате постоянного общения со мной. Со старцем мы виделись всего пару раз, его обожженный сынок меня вообще избегал. А вот Зар просто прилип, мне редко удавалось остаться без его внимания.
— Пойдем, научу тебя делать ловушки для рыбы, — Зар смотрел, не понимая моих слов.
— Дул, — напомнил ему, вспомнив, что так он называл рыбу. Дикарь решил, что я проголодался. Сорвавшись с места, он убежал в центр деревни, прежде чем я успел его остановить. До меня доносились его громкие крики, где я различал два слова: «Айя и дул». Вернулся Зар через пять минут с двумя рыбинами: первая была сырой и свежепойманной, вторая практически провялена на солнце. Покачав отрицательно головой, отказался от его подношений.
— Пошли, — направился к берегу реки, где рос кустарник. Мой нож легко срезал ветви, заточка пока держалась. Нарезав охапку ветвей, посадил Зара очищать прутья от листьев. Для начала согнул и связал три кольца одинакового диаметра, и еще четыре с уменьшающимся диаметром. Соединив полученные кольца поперечными ветвями, получил шаткую конструкцию. Зар сбегал и принес немного тесьмы. Накладывая поперечные ветви, добился жесткости конструкции. Оставалось самое трудное: сделать «калитку», которую течение реки будет держать приоткрытой. После часовой возни получилось что-то работающее.
Пришлось послать Зара еще раз за тесьмой для фиксации ловушки, иначе течение могло ее унести. Найдя крупный камень, дождался дикаря и зафиксировал один конец тесьмы к ловушке, второй к булыжнику. Булыжник положил на берегу, длина тесьмы всего два метра, зайдя в воду по колено, установил ловушку, проверил как приоткрывается входная калитка. Теперь оставалось ждать, все равно пока делать нечего. В деревне есть много процессов, которые мог значительно улучшить даже я, но оно мне надо? Поправится Ната, убедимся, что беременность не подтвердилась и продолжим путь. А Элты пусть живут, как жили сотни лет до меня. Хватит с меня прогрессорства и попыток строительства цивилизации.
— Айя, дул, — Зар показывал в сторону ловушки. Вода в реке прозрачная, присмотревшись, я увидел пару рыбин внутри своей ловушки. Войдя в воду, потянул ловушку и осторожно подтащил к берегу, моя конструкция была хлипковатая. Если рыбы начнут метаться внутри, прутья не выдержат. Моей добычей стали два окуня размером с ладонь, но Зар прыгал от счастья. Ловушку нужно плести фактически заново: сделанная наспех, она уже практически рассыпалась.
