плелись по камышам, ругались и выжимали оскорбленные усы. Горюну с его невезучей лошаденкой пришлось тяжелее остальных — но и он таки вытащил ее на берег, целую и невредимую, пусть и дрожащую от страха.
— Эх, ма… Теперь весь порох что твой табак, пан Рогожа! Что ж ты не сказал, что твоя кобыла с норовом?! — крикнул Игришу пузатый казак, выливая воду из пищали. — Так же и убить недолго — факт!
Игриш не нашелся с ответом, как раздался новый крик:
— Эй, глядите-ка! Этот черт возвращается!
Головы с обоих берегов разом повернулись к опушке, где пропала разозленная кобыла. Но увидели они не только вороную, гордо вышагивающую по тропе, фыркая на каждый вздох опозоренных казаков.
— Что тут? — поморщился Каурай, едва удерживая поводья своенравной лошади. Рядом с ним понуро брел какой-то чумазый темненький мальчишка, таща за собой волокуши с какой-то рогатой хреновиной.
— Ты что ли Каурай? — поинтересовался усач-атаман, переводя взгляд то на одноглазого, то на его несчастного спутника, на котором лица не было. Он бросил волокуши, и попытался улизнуть, но одноглазый ловко поймал его за шкирку.
— Вижу, мы уже знакомы, — кивнул он, с интересом поглядывая на казаков, только что искупавшихся в речушке. — Это ваш озорник?
— Айй, — зарыдал чертенок, силясь вырваться из хватки одноглазого. — Дяденька, пустите! Я больше не буууду убегать!
Но одноглазый был неумолим и только встряхнул мальчишку, словно мешок:
— Ваш, спрашиваю?
— Да это же наш Бесенок! — крикнул Рогожа, выглядывая из камышей. — В сам деле нашенский! Горюнов пострел!
Казаки, оправившись от трагического падения, стягивались к опушке, где застыл Каурай. Игриш смекнул, что сидение на мосту более не сулит ему ничего доброго, и стрелой юркнул к одноглазому. Однако пара казаков, которые столпились на берегу, заступили ему дорогу.
— Куды?! — гаркнул один из них, порываясь схватить мальчишку за рукав, но Игриш оказался ловчее. Пара удачных прыжков, и он бы уже со всех ног мчался под защиту к своему спутнику, однако нечто цепкое кречетом вцепилось ему в локоть.
— Постой, малец, — дернул его к себе усач-атаман. — Не торопись, мы еще погутарим трошки!
Игриш сжал зубы и попытался освободиться, но хватка у усатого главаря была просто железная. Другая рука казака лежала на рукояти длинной сабли, за спиной и с боков собирались казаки — всего три десятка человек, мокрые, усталые и злые. С противоположного берега подтягивались конные, доставая луки, арбалеты и пищали, чтобы если что подмогнуть товарищам залпом-другим, ибо выглядел одноглазый по-настоящему грозно, пусть и был в явном меньшинстве.
— Ну, раз вашенский, то и забирайте его ко всем чертям, — проговорил Каурай и толкнул чертенка казакам. — А моего пострела давайте сюда!
Однако чертенок не пробежал и пары шагов, как хлопнулся оземь — охнул, поднялся на колени да так и остался сидеть, затравленно озираясь то на компанию казаков, то на своего пленителя.
— Не можно, мил человек, не можно! — покачал головой усач-атаман. — Сначала расскажешь, откуда у вас наша лошадь!
— На дороге встретили. Забирайте обоих. Мне чужого не надо.
— Не верю я, что лошадь можно просто так на дороге… встретить! Уж не брешишь ли ты, мил человек?
— Зачем мне врать? У меня и своя кобыла есть, и получше вашей.
Красотка махнула гривой и фыркнула, подтверждая слова хозяина.
— Да уж. Коняга хоть куда. С характером! — хохотнул толстый казак, и его товарищи недружно рассмеялись, памятуя какую взбучку им устроила эта «коняга».
— Бесенок? — из толпы вышел Рогожа и подошел к чертенку, который все еще сидел посреди дороги. — Ты чего это так далеко от хутора забыл? А если тебя тут баюновы разбойнички сцапают?!
— Я… это… — только и смог проговорить чумазый мальчишка, сглотнул и затих.
— Убечь хотел, паршивец, — покачал головой усач-атаман. — Вот погоди, как я тебя отделаю! Мало нам бед да несчастий?! Это ты лошадь украл?
Мальчишка только надул желваки и промычал что-то нечленораздельное.
— А? Не слышу! Горюн, тащи его, дурак, твой это ученик, так его и растак! — крикнул усач-атаман, выглядывая Горюна за спинами казаков.
— А чего я-то? — промычал тот. — Привязанный он что ли?
Мокрая глыба Горюн вышел из толпы и, понурив голову, зашагал к Бесенку. Но не успел он приблизиться, как мальчишка пружиной взвился на ноги и бросился обратно — в лапы к прежнему одноглазому мучителю, но снова хлопнулся в пыль и растянулся у его сапог. Горюн поглядел на обоих грустным, тяжелым взглядом, сплюнул и махнул лапищей:
— Мне таких подмастерьев и даром не нать… В мешке его место.
— Не надо в мешок! — отчаянно закричал мальчишка, ползая в пыли. — Не хочу!
— Замолкни, щенок, мало видать тебя пороли! — ощерился усач-атаман и ткнул пальцем в Каурая. — Ты!
— Я.
— Ежели ты Каурай, то я зовусь Кречет, — представился он. — Не знаю уж, с какими ты сюда помыслами пожаловал, мил человек, но у нас тут баловать не можно. Мы и так хапнули лиха с горкой. Посему пришлым угождать да пестовать их не намерены. Откуда и зачем?
— Я опричник, а тот мальчишка — мой спутник, Игриш. Рассчитывали на приют. За деньги.
— Опричник что тот же разбойник, эвон какая рожа расписная! — махнул на него нагайкой бородатый Рогожа. — Небось заодно с душегубцем Баюном они. Только расспросить дай, где их атаман прячется… Потом уже в мешок и в омут, и вся недолга!
— Плохая идея, — покачал головой Каурай, распустил ремень, пересекающий нагрудник, и схватился за рукоять меча. — Или, может быть, ты сам хочешь сунуть меня в мешок?
— А ну, хлопцы, окружайте его, паскудника! Я из-за его дьявола насилу из воды выбрался, пропади он пропадом!
Хоть Рогожа и не на шутку раззадорился, однако хлопцы замялись и не спешили грудью бросаться на меч одноглазого. В отличие от них, облаченных в зипуны и кольчуги, Каурай был закован в настоящие доспехи с клепаными наплечниками, наручами и парой поножей. Игриш не сомневался, что случись им схватиться, то казаки таки одолеют одноглазого, но половина точно поляжет, сраженная его длинным клинком. А это, как выражался Кречет, не можно.
— Остынь, дядька, не нагоняй лиху, — выступил вперед молодой черноволосый казак, блестя крупными зубами из-под поникших усов. Из шапки он все выжимал воду и не спешил нахлобучивать на всклокоченную голову с длинными кудрями до плеч. — Глядь, на поясе у него и впрямь черепушка болтается. Всамделишный опричник он!
Казаки пригляделись к Каураю — и в самом деле, под плащом у него покоился собачий череп. Следом их взгляды перетекли ему за спину, и все принялись заинтересовано разглядывать жуткую рогатую голову какого-то гигантского лося, которого
