Каурай. От заката до рассвета. Часть 2
Александр Артемов
Глава 1
С голыми пятками они пробегали недолго. На ближайшем хуторе мальчишкам удалось разжиться плохенькой, но прочной одежонкой, так что усугубить свою простуду Игришу не удалось; так он думал поначалу. Не успели они перелезть через забор и дать стрекача, как по их следу пустили двух жутко злющих псов. Убежали мальчишки лишь чудом — речка спасла.
Несмотря на такую удачу, дорога им выпала отнюдь не легкая, и мокрые до нитки мальчишки угрюмо побрели дальше, надеясь высохнуть на ходу. Вот тут простуда Игриша разошлась как бешеная. Не успело солнце покинуть зенит, а постоянное сопение и чихание товарища до чертиков взбесило Милоша, и он шикал на спутника чуть ли не каждый шаг:
— Надо мне было оставить тебя в избе с теми чокнутыми ведьмами! Давай, иди быстрее, чего ты такой медленный?! Один бы я уже сто раз дошел, а то навязался ты тут на мою голову, клубень неотесанный!
— Ну и оставил бы… — бурчал себе под нос Игриш, пока они шагали по дороге, петляющей далеко впереди. Непонятно откуда и непонятно куда.
День уже клонился к вечеру, и вытянутой тенью Игриш наступал Бесенку на пятки, чем тоже выводил товарища из себя. На привале его бесило, что он ел слишком медленно, говорил слишком тихо и неохотно, не интересовался петушиными боями и игрой в лапту, по дороге ругался, что тот постоянно отставал и хлюпал носом, а также отказывался рассказывать про то, как он умудрился попасть в колодец, откуда его вытащил “тот горбатый хрен”.
— Слушай, может быть, ты вообще не хочешь идти со мной?! — взорвался Милош, когда Игриш не ответил на его седьмую реплику с последнего привала.
Мальчик на протяжении пары-тройки сотен шагов хранил упорное молчание, и, казалось, вовсе перестал слушать своего раздражительного спутника, раздумывая, где им предстоит провести наступающую ночь. Укладываться на голой земле прямо в поле или в лесу страшно не хотелось — он бы согласился даже на стог сена, если туда удастся зарыться с головой и не слушать болтовню Бесенка. Но округа как-то не радовала богатством, да и сено местные, страшась дождей и разбойников, смели с полей точно метлой, так что мальчишкам оставалось рассчитывать только на удачу. Повезет, если они наткнуться на какой-нибудь хутор или охотничий домик до того, как околеют.
— Тогда чего мы мучаем друг друга? — распалялся Бесенок. — Разойдемся в разные стороны, и ступай, ищи своего одноглазого приятеля!
— Зачем же мне торопиться?! — не выдержал Игриш. — Ведь ты даже не сказал, куда мы идем!
— Еще чего?! — задрал нос Бесенок. — Это ты просто за своим постоянным сморканием и сопением ни черта не слышишь!
— Ага, конечно, — хлюпнул носом Игриш. — Со своим постоянным ворчанием ты сам уже забыл, куда нас ведешь…
— Слушай, ты получить хочешь?!
— Нет.
— Ну, так и молчи!
— Вот видишь, ты только мне рот затыкаешь! А так и не сказал, куда ты меня тащишь!
— Разве я тебя куда-то тащу?!
Игриш устало махнул на него рукой и зашагал дальше по дороге, пока спутник продолжал ворчать на него, а окрестности одеваться сумерками. Каждый шаг он щупал свою находку — шкатулка колола ему бедро острой гранью, умоляла поглядеть на нее хотя бы одним глазком. Но Игриш решил, что он полюбуется ей позднее. Когда Милош уснет. Уж больно любопытно было — что за приобретение попало ему в руки? Он обязательно вернет ее Бесенку. Попозже. Когда тот чуть успокоится.
Становилось холоднее, и вскоре Игриш смог разглядеть собственное дыхание, облачками выходящее изо рта. Он прибавил шагу — ночевка на таком холоде не обещала ничего хорошего.
— Эй! — окликнул его Бесенок. — Ты куда это намылился, скороход?
— Темнеет уже, не видишь?
— И что?
— Как что? Замерзнуть хочешь? Нам надо быстрее добраться до хутора.
— Какого такого хутора? — с интересом воззрился на него Бесенок.
— Как какого? Какого-нибудь, где мы могли бы переночевать. Ты хочешь ночевать в лесу?
— Ни в какие хутора я не полезу, — покачал головой Милош. — И тебе не советую, Дураш.
— Почему это? — спросил он, пропустив обидное прозвище меж ушей. — Собак боишься?
— Неа. Людей боюсь. С собаками легче. С ними общий язык найти можно. Или сбежать.
— А с людьми чего нет?
— Тебе сколько лет, Дураш?
— Одиннадцать… И не называй меня Дураш!
— Оно и видно, — хмыкнул Бесенок. — Тепло нынче на хуторах — это правда, Гришик. Но опасно.
— Чем опасно? Выгонят?
— Нее, — прыснул Бесенок. — И хорошо, если выгонят. Плохо, если собак спустят, но от собак оторваться можно. А вот от людей сбежать куда сложнее, если мы им приглянемся.
— Зачем… приглянемся?
— А вот затем! — воскликнул Милош и со всей дури врезался Гришу в плечо. Тот не ожидал такого поворота и полетел в траву. Бесенок был тут как тут — налетел сверху и наступил мальчику на щиколотку, заломив сустав под неправильным углом.
— Эй, ты чего творишь?! — завопил Игриш, когда тот начал давить на ногу, словно та была палкой. — Больно же!
— Нет, дружок, это еще не больно, — хохотнул Бесенок и чуть поднажал. Игриш задохнулся от резкой боли. — Вот сломаю тебе ее, тогда точно больно будет! И страшно. Вот и на хуторе также — поломают тебе ногу, а самого привяжут к бревну и будут собаками травить.
— Слезь с меня, дурак! — заверещал Игриш, но Бесенок уже отпустил его и отошел в сторону.
Темнело. Рыжее солнце почти укрылось за горизонтом, оставив путников одних в еле шевелящейся темени. А по сторонам ни огонька, ни просвета. Деревья покачивали лохматыми лапами да над головами мальчишек с криками носились припозднившиеся птицы, дорога впереди пропадала во мраке.
— Зачем?.. — спросил Игриш помассировав ушибленную конечность. А если бы и вправду сломал?..
Но Бесенку было все равно. Он уселся на траву подле него и глядел на него как на полного идиота.
— Зачем им ноги ломать?..
— Как зачем? — удивился Бесенок. — Батраки им нужны. Дармовые. Посадят тебя на цепь и будут кашей кормить, а ногу сломают так, чтобы она срослась неправильно и ты точно никуда не убег. Так и будешь у них на хуторе ножку подволакивать, им в хозяйстве помогать. Ты вот думаешь, как я к Горюну в услужение попал?
— Тебе чего ногу ломали?
— Нет, но Горюн грозился сломать, если я еще раз от него убегу. И сломал бы, если б меня обратно притащили.
— Они же тебя повесить грозились?
— А, — сплюнул он. — Лучше бы и вправду повесили. Я к этим мудакам возвращаться не собираюсь. Видал, что они со мною в конюшне сделали?
— Это… — захлопал глазами Игриш.
— А кто же еще? Или ты совсем ослеп от страха?
— Нет. Там темно было. И я только видел, как… кто-то набросился на тебя и начал душить, — сказал Игриш и его передернуло при одном воспоминании об этом. — Мне показалось, что это был… черт.
— Черти, они самые. Они это любят. Сначала напьются с дружками, а потом за меня возьмутся. Я уже хотел жаловаться идти, но дюже страшно.
— Чем же?
— Так, блин, Гриш, ну ты чего как маленький?! — разозлился Бесенок. — Не понимаешь что ли, что не поверит никто, что взрослый мужик такое может с ребенком сотворить?! С бабой еще куда ни шло, но пользовать мальчишку… Да ну тебя! Еще и посмеются надо мной. Буду вечно с прозвищем ходить — ушибленным, вот как ты. Если буду. Я-то для них никто — полукровка, вшивый. Заделала меня моя покойная мамаша с каким-то похотливым шатранцем во время Запустения, вот мне на всю жизнь морока. Дерьмом последним меня считают, раз не пойми кто я — ни шатранец, ни феборец, ни пхейский, никто и звать меня никак, раз рожей не вышел. Вона Бесенком кличут, как кота какого-то. Надоем, и прихлопнут как муху. Один мне так и сказал — расскажешь кому, убью. И скорее всего той ночью он действительно пришел меня убивать, но не смог. То ли испужался руки еще и в крови марать, то ли решил, что я дух испустил. Ну, чего молчишь?
