class="p1">— Помолчи. Она что-то шепчет.
Девора открывает рот и облизывает губы. Язык будто червь. Нечто черное и шершавое. Он блестит в лунном свете.
Старуха шипит:
— Ты пахнешь мерзостью, как моя дочь.
— Вовсе нет! Это лаванда и хмель.
— Как скажешь, сестренка.
— Я на вас совсем не похожа.
— Открой мне глаза. Я увижу.
Тысячи змей лезут по стенам спальни Даутцен.
Зловоние гнилой плоти вытесняет запахи сада из комнаты.
— Открой мне глаза.
— Открой мне глаза.
— Открой мне глаза.
— Открой мне глаза.
— Открой мне глаза.
Кот Исмат говорит:
— Потряси ее. Может скажет что-то другое.
— Не хочу. Это мерзко.
— Так делают все шарлатаны.
Даутцен с недоверием глядит на Исмата. Но кот уже закинул задние ноги за уши и лижет шерсть. Он сказал свое слово. Все будет в порядке до тех пор, пока у Деворы закрыты глаза. Теперь ему нет никакого интереса до разговоров с древними мертвецами. В конце концов он ведь кот. Вот и должен хотя бы иногда придаваться более важным делам.
Даутцен еще какое-то время разглядывает голову, пытаясь найти хоть какое-то сходство с Деворой, но плоть на лице королевы сгнила и понять по этим останкам ничего невозможно. Но что, если срезать нить с век и заглянуть Деворе в глаза? Интересно они такие же черные, как у Тасмин или синие, как у Бледного?
Даутцен подносит нож к лицу мертвой старухи, но тут же отдергивает руку, и голова падает на пол.
— Когтистые горы.
— Слышишь? Сестренка. СУКА! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ?
Змеи шепчутся по углам. Пробуждаются после зимней спячки. Трутся друг о друга. Ласкают холодную плоть.
Даутцен прячет голову Деворы в мешок из-под репы, который пару дней назад нашла на кухне. Там старой карге самое место. Пусть подышит запахом червей и земли. Может вспомнит о своем давно сгнившем теле.
Девочка расстёгивает платье и переодевается в более простую, но теплую одежду.
— Отвернись, — говорит Даутцен коту.
— Меня не пугает твоя нагота.
— Все равно отвернись.
— Кошки… — вздыхает Исмат и глядит на Луну.
Даутцен натягивает серое платье, шубу и сапоги. Она кладет в сумку все те запасы мяса и овощей, которые сегодня за ужином стянул кот Исмат. В скором времени они ей пригодятся. Путь в Когтистые горы не близок.
Девушка снова берет в руку нож и делает надрез на правой руке. Алая кровь каплями падает на пол.
— Пей.
Но Исмат уже тут как тут.
Запах крови сводит зверя с ума.
Он виляет хвостом и трется о ногу Даутцен.
Кровь. Она занимает все его мысли. Нет ничего прекраснее, чем зачерпнуть чью-то жизнь. И пить. Лизать. Сосать ее без остатка. В зеленых глазах Исмата горит адский огонь. Он выпускает зубы и готов откусить кусок плоти. Жрать.
Даутцен чешет кота за ухом. И эта ласка спасает Исмата от безумия. Он останавливается и смотрит девочке в глаза. Она так похожа на ту другую. У них только волосы и глаза разные. Кот благодарен обеим. Он рад, что все еще остался собой.
Даутцен подносит руку к свету Луны, который льется в окно. Кожа постарела до самого локтя. Морщины, оспины и вздутые вены. Она клянется себе, что ни за что не заплачет.
Кот говорит:
— Теперь ты стала ведьмой. Ты заплатила за волшебство частью своей молодости также, как когда-то это сделала Тасмин.
— Она наверняка была повкуснее?
— Вы одна кровь.
Странный ответ.
Но девочка не придает ему никакого значения. Исмат всегда говорит загадками, когда хочет показать какой он образованный и умный кот.
— У меня двадцать восемь дипломов и научная степень по изучению парадокса кошки с маслом.
— Хвастунишка.
Даутцен закидывает мешок с головой Деворы на плечо и в последний раз окидывает комнату взглядом. Теперь у нее нет дома. Семьи и подруг. Только одежда и тело под ней. Она умерла для прежнего мира и воскресла для жизни иной.
Исмат облизывается и подходит к окну. С каждым шагом он становится все больше и больше. Теперь это нечто среднее между тигром и бегемотом. Огромный зверь пригибается к полу.
Даутцен забирается ему на спину и обнимает за шею.
Шерсть пахнет кровью.
— Держись крепче, мой маленький бутерброд, а то упадешь маслом вниз! Что тогда с нами будет?
Исмат прыгает в открытое окно. И дальше на крышу ближайшего дома, а оттуда лезет на стену замка и вниз. Он бежит всю ночь напролет и весь день и дальше. Через реки, поля и леса. Тысячи верст. Миллиарды шагов. Он уносит Даутцен на встречу судьбе.
1
Когтистые горы скверное место.
Здесь всюду смерть.
Ни деревьев, ни травы, ни животных. Только камни и мертвецы.
Герои, воры, рыцари, бандиты, крестьяне и дураки. Все, кто пришел сюда за сокровищами дракона Тетура стали игрушкой для ветра. Порыв холодного воздуха бросает со скал в пропасть ребра и берцовые кости, позвонки и куски сгнившей одежды. Борей задувает сильнее. Он будто все ищет и никак не может найти. Даже ветру это кажется странным. Здесь нет ни одного черепа. Только руки да ноги, позвоночники и кости таза. Все головы куда-то исчезли. Кто-то собрал страшную жатву и унес ее в глубины горной гряды.
Ветер злится. Он швыряет снег с вершины самого высокого пика и гонит зиму обратно в ущелье. Там холодно. Ночью мороз. Все мертво. И никогда ничего не станет живым.
Белая пустыня тянется по каменистому дну в разрушенный город Махса. Когда-то давно он был домом для людей из всех уголков Старого королевства. Теперь это кладбище. Вместо плит и могил здесь остатки лачуг, зданий, площадей, башен и храмов. Все черное, как ночь. Сажа и пепел. Вся красота жизни исчезла. Ничто из творений человека не сохранилось в своем первозданном виде. Только памятник на площади рядом с храмом Ваала. Женщина тянет руки к далекому небу. Она держит в ладонях сердце ребенка.
Вселенная остывает. Гаснут последний звезды. Тьма будет вечной. Так хочет дракон. Это его злая воля заставляет Борей дуть с нарастающей силой, срывая мясо с костей мертвецов, что лежат на пути в город.
Когтистые горы не место для одинокого странника.
Но вот он.
Идет себе как ни в чем не бывало.
Любимец богов. Прислужник дракона.
Какой-то древний старик в остроконечной шляпе волшебника бредет усталой походкой в сторону долины, где когда-то был хвойный лес. Он то и дело останавливается, расчищает снег голыми руками и подбирает с земли пару тоненьких веток, сухую траву и кору. Охапка становится
