О'Коннелл догадался, что она имеет в виду верблюдов, а не начальника тюрьмы с его мухами.
Казалось, Эвелин наслаждается путешествием. Сейчас ей очень пригодились те уроки верховой езды, которые она брала чуть ли не в детстве. Девушка с легкостью управляла животным и, чуть подпрыгивала в седле, заставила его поравняться с верблюдом О'Коннелла.
– Не обращайте внимания на моего брата, – заговорила она с Риком. – Он такой раздражительный. Видите ли, дело в том, что все его запасы виски остались на дне Нила.
– Прежде чем закончится наше путешествие, вздохнул, щурясь от яркого солнечного света, О'Коннелл, – боюсь, мы все станем раздражительными.
– Лично мне очень нравится этот милый пейзаж, – бодро отозвалась Эвелин. – Неужели, глядя на него, вы не начинаете задумываться, а чего стоит вся эта возня вокруг так называемой цивилизаций? То есть я хочу сказать вот что. Мы находимся посреди необъятной бесплодной равнины. Неужели она не переполняет вашу душу смирением, не прогоняет прочь тщеславие из вашего сердца? Неужели вы не считаете, что эти бескрайние просторы сродни самой Вселенной, где мы лишь крохотные песчинки?
– Я как раз собирался рассказать вам о том же.
Она улыбнулась, и на ее подбородке образовалась
очаровательная ямочка.
– Вы просто посмеиваетесь надо мной, мистер О'Коннелл.
– По-моему, вам уже пора называть меня просто Рик.
– Почему?
– Потому что меня так зовут.
Она чуть вздернула подбородок и придержала своего верблюда, чтобы снова запять свое место за верблюдом американца, успев заметить при этом:
– Но в таком случае, мистер О'Коннелл, мне придется разрешить вам называть меня Эвелин.
– Или, что еще ужасней, просто Эви, – усмехнулся Рик.
Девушка подарила ему в ответ скромную улыбку.
Примерно через час она снова поторопила своего верблюда и устроилась рядом с О'Коннеллом. Но теперь ее бодрое настроение улетучилось. Она хмурилась, и от этого на ее лбу появились морщинки.
– Я все время вспоминаю вчерашнее жуткое происшествие на пароходе, – начала девушка. – Эти страшные люди...
– Те самые разбойники с татуировками? Вы их имеете в виду?
– Ничего забавного я здесь не вижу. Мне кажется, они пытались остановить нас... и наших поисках.
– Как так?
– Их татуировки указывали на то, что эти люди принадлежат к древней секте и называются «медджаями». Но только все считали, что они давным-давно исчезли, вместе с культом.
– Каким культом?
– Ну... именно поэтому я и подумала, что они рассчитывали на то, что им удастся не пустить нас в Хамунаптру. Говорят, что как раз медджаи и охраняли Город Мертвых. Вообще о них практически ничего больше и не известно.
– Значит, вы полагаете, что мы можем встретить еще кого-нибудь из этих странных типов?
– Я не могу точно предсказать это, мистер О'Коннелл. Ведь те, которых мы встретили на пароходе, были первыми, кто повстречался людям в двадцатом веке... или в девятнадцатом, раз на то пошло... или в восемнадцатом... или...
– Я вас понял.
День тянулся своим чередом, и О'Коннелл обратил внимание на то, что настроение девушки продолжало портиться. Впрочем, то же самое он мог сказать и о себе. Дорога по бескрайней неровной пустыне выматывала людей, а качающаяся походка верблюдов делала путешествие вообще невыносимым. Неудивительно, что путники почти не разговаривали между собой.
О'Коннелл понимал, что его маленький отряд погружается в апатию. Ближе к вечеру Рик заметил вдали небольшую горсточку пальм. Убедившись, что это ни мираж, он объявил, что там они остановятся но ночь.
Огромный багровый солнечный диск, разбрасывая по пустыне пурпурные и красные полосы света, опускался к горизонту. Постепенно вечерние тени густели, лишая путников возможности вдоволь налюбоваться этим восхитительным зрелищем. Удушающий раскаленный зной сменялся вечерней прохладой. К тому времени, когда компания разбила лагерь, приятная свежесть превратилась в ощутимый холод. Пресной водой путешественников обеспечил древний колодец – перекладина с длинной веревкой и ведром из козлиной кожи на конце. Привязав веревку к седлу верблюда О'Коннелла и заставляя животное отойти, путешественники добыли достаточное количество воды.
– Теперь всем необходимо поспать, – объявил О'Коннелл, когда они уже сидели у костра, сложенного из пальмовых ветвей и листьев, и подкреплялись галетами, финиками и мятным чаем, сладким, словно сироп. – Мы снимемся с лагеря в час ночи, чтобы двигаться по холодку.
Это означало, что спать им остается всего несколько часов, но никто не возражал. Сама мысль о путешествии под луной и звездами казалась очень привлекательной после трудного пути под палящим солнцем.
Снаряжение, купленное у бедуинов, включало в себя четыре маленьких палатки, верблюжьи одеяла и подстилки, которые легко превращались в удобные ложа. Однако, несмотря на это и на костер, поддерживаемый О'Коннеллом, холод ночной пустыни оказался весьма ощутимым. Кроме всего прочего, Рик выторговал у бедуинов четыре бурнуса и накидки с капюшонами. Сейчас они оказались как нельзя кстати.
Хотя О'Коннелл и усмехался про себя, слушая, каким высоким слогом Эвелин говорила о пустыне, он вынужден был признать, что в ее словах есть доля правды. Бесспорно, пустыня привлекала своей бескрайностью, похожей на вечность, по сравнению с которой человеческая жизнь казалась бессмысленной. Пустыня дарила неповторимое чувство свободы и отвергала необходимость суетливой погони за славой и богатством.
Только под темно-пурпурным, усеянным звездами шатром неба пустыни человек мог размышлять о вечности.
По крайней мере, О'Коннелл мог, чего нельзя было сказать о начальнике тюрьмы, раскатисто храпевшем в соседней палатке. Джонатан некоторое время ворчал, возмущаясь этими звуками и ворочаясь с боку на бок, пока не захрапел сам. Занятый своими мыслями, Рик уже начал дремать, когда к нему в палатку вдруг вползла Эвелин.
– Простите, – начала девушка, – но холод снаружи собачий. Вы не будете против?
– Против чего?
– Чтобы свернуться калачиком... вместе. Обстоятельства, как вы заметили, весьма настойчиво требуют этого.
Рик нежно обнял Эвелин и привлек ее к себе. Потом целый час он упивался охватившим его чувством нежности и покоя, размышляя при этом, не стоит ли ее поцеловать, пока его не сморил сон. Ему и в голову не приходило, что Эвелин испытывала точно такие же чувства.
О'Коннелл проснулся около часа ночи и разбудил Эвелин. Он попросил ее удалиться в свою палатку, пока не встали остальные члены отряди, которые могли бы неправильно истолковать происходящее. Потом Рик растолкал Джонатана и Хасана и посоветовал им не снимать бурнусов, когда они отправятся в дорогу. Путешественники сложили палатки и взгромоздились на верблюдов. Им предстояло совершить очередной переход через пески, блестевшие в лунном свете, словно слоновая кость.
