— Э-э… — Мерса сглотнул. — Хочу заметить, мессер Помпилио, меня вполне устраивает моя… э-э… жизнь. Скромная практика, тихий мир, очевидные карьерные перспективы, возможность уделять много времени научным… э-э… изысканиям…
— Поэтому ты пытался купить билет на пассер до Тинигерии?
— Откуда вам это известно?
— Загратийская пограничная стража подчиняется загратийской полиции и фиксирует всех, кто планирует покинуть мир, — сообщил Валентин. — Я просмотрел все документы, которые у них есть на вас, синьор алхимик.
— Это возмутительно, — пролепетал Мерса.
— Обычная практика, синьор алхимик. Вам ведь предлагают поступить на службу в Астрологический флот Герметикона. А туда кого попало не берут.
— В Астрологический флот?
Адиген из рода даров, бамбадао, а теперь еще и Астрологический флот? А как же замок? Охотничьи патроны, удобрения и косметика для жены? Всё смешалось в голове Андреаса, превратилось в шум, сквозь который едва долетали чеканные слова Валентина:
— Мессер Помпилио — командор Астрологического флота, синьор алхимик. Принадлежащий ему цеппель «Пытливый амуш» является исследовательским рейдером и входит в состав Флота. Поэтому для нас очень важно иметь на борту высококлассного алхимика.
— Заграта катится в пропасть, — неожиданно серьезно и неожиданно проникновенно произнес Помпилио. — Никто не знает, что здесь будет через неделю или месяц. Возможно, одна из противоборствующих сторон все-таки ухитрится установить твердую власть. Но что это будет за власть? Никто не знает. Зато абсолютно очевидно, что в ближайшее время Заграта погрузится в хаос. Ты хочешь попробовать его пережить?
Андреас опустил взгляд.
— О тебе отличные отзывы, Мерса. Ты умен, ты упорен, ты профессионал, и ты одинок. Ты хороший специалист… Ты хороший специалист, Мерса?
— Я… э-э… честно говоря, я бы не назвал себя лучшим…
— Мне не нужны лучшие, Мерса. Мне не нужны те, кто умеет делать хорошо, мне нужны люди, которые не умеют делать плохо, понимаешь? Не получается у них делать плохо, и всё. У тебя получается?
— Не пробовал.
— Молодец. — Адиген посмотрел на Валентина. — Я беру его в команду.
Это предложение? Нет, уже нет. Это приказ. Помпилио принял решение, и алхимик неожиданно понял, что он примет предложение. Что он с самого начала собирался его принять. Что он…
«Мне давно стало тесно на Заграте. Герметикон огромен, а я вижу только Альбург. И плевать на Пустоту — возможность путешествовать между мирами стоит мучений…»
«Хочешь служить лысому наглецу?»
«Он предлагает билет с Заграты, службу на исследовательском рейдере и офицерское жалованье. Надо рискнуть. В конце концов, в Астрологическом флоте никого не держат насильно, захочу — подам в отставку».
Но следовало прояснить один вопрос. Андреас кашлянул:
— Скажите, мессер, вы уверены, что всё обо мне знаете?
— Абсолютно, Андреас О. Мерса, — выделив голосом «О», ответил Помпилио.
«Он всё знает, он действительно всё знает».
— Вас ничего не смущает?
— Твои профессиональные качества страдают?
— Нет.
— В таком случае, всё в порядке. — Помпилио поднялся на ноги. — Запомни главное, Мерса: ты будешь числиться в Астрологическом флоте, но служить будешь мне. И любой твой проступок бросит тень на меня, а я не люблю чужие тени. Среди офицеров «Амуша» нет слабаков, и все они отличаются высокими моральными качествами.
* * *
— Купите травы, синьор.
— Какой еще травы, маленький нецепарь? — поморщился Галилей, прикладываясь к бутылке. Сделал большой глоток бедовки, рыгнул и продолжил: — О чем ты?
Однако остановился, дав понять, что не прочь ознакомиться с товаром. Глаза вихрастого подростка вспыхнули:
— Отборный вихель, синьор. Лучшего урожая!
На вид пареньку было лет четырнадцать, а значит, бесшабашная юность заканчивалась. Уголовная ответственность на Заграте наступала с пятнадцати, и очень скоро уличная торговля дурью станет для вихрастого делом слишком рискованным. Но задумываться о будущем парнишка не собирался, во всяком случае — не на работе.
— Меня Билли зовут. Белый Билли, меня весь Хусс знает, если что нужно — обращайтесь.
— Хватит болтать. — Галилей вторично рыгнул и бесцеремонно взялся за сумку подростка.
— Осторожнее, синьор!
В нескольких шагах от парочки напрягся широкоплечий громила, прикрывающий малолетнего продавца от возможных неприятностей. Напрягся, но, поразмыслив, решил не вмешиваться. Не чувствовалось в обладателе бутылки агрессии: тощий, слабый — тонкий тельник с длинными рукавами четко обрисовывал узкие плечи и едва наметившееся брюшко, пошатывающийся — обычный цепарь, отправившийся на поиски приключений. Никакой опасности.
Галилей заглянул внутрь сумки, и его лицо вторично сморщилось:
— Дрянь.
В качестве подтверждения он сделал большой глоток бедовки.
— Да что вы такое говорите, синьор? — округлил глаза парнишка. У него великолепно получалось изображать искреннее недоумение. — Отборный вихель!
— Ипать-копошить, маленький нецепарь, я видел столько травы, что тебе за всю жизнь не скосить, внятно? Твоей отравой только триппер лечить, да и то с погрешностями. Настоящий вихель пахнет тонко, и только собой, а твой воняет полынью, значит — смесь. К тому же ты ухитрился промочить его, а потом сушил… — А вот теперь паренек действительно был удивлен, даже ошарашен. Лекция Галилея оказалась настолько полной, что несчастный продавец впервые в жизни не находил, что ответить. — И вон та жидкость в пробирке подозрительно бледная, сэнский раствор обязан быть насыщенного розового цвета, внятно? А если цвет гуляет, значит, не шесть процентов, а три. А это, ипать-копошить, неуважение к клиенту, внятно?
— Синьор — любитель?
— Синьор — профессионал, маленький нецепарь, поэтому он у тебя ничего не купит, внятно?
Более чем внятно, однако отступать Белый Билли не хотел, он действительно был шустрым.
— Есть ухская пыль, синьор! Самая настоящая. Не смешанная.
— Я с нее два года как соскочил и тебе не советую. — Галилей вновь приложился к бутылке. Покачался, разглядывая разочарованную физиономию мальчишки, после чего осведомился: — Жига есть?
— Подождите. — Парнишка метнулся в грязный переулок и почти сразу вынырнул обратно, держа в руке плоскую жестяную коробочку. — Лучшая в Альбурге!
— Ты уже понял, что меня не обманешь, маленький нецепарь?
— Конечно, синьор.
— Сколько?
К парнишке вернулась уверенность, а с ней и наглость.
