огромным небесным телом, с плотной оболочкой, изнутри расписанной узорами.
А снаружи он был в огне. Огонь пожирал обшивку, и она истончалась, и давно истончилась бы, если бы узоры не менялись, не складывались прихотливо и от этого ежесекундного изменения не делались бы прочнее.
Но снаружи бушевал огонь и пожирал обшивку. Узоры еще справлялись, но все лихорадочнее были изменения, все проще переплетения, терялись фрагменты, наспех заменялись другими, и обшивка готова была прорваться, а снаружи бушевал огонь…
Потом все исчезло. Стояли, сомкнувшись, черные ветки над головой; мертвые ветки, без листьев и даже без коры. Жухлая трава – сено с корнями. Трава и деревья отдали жизнь, чтобы, лежа на спине, он мог видеть серое небо.
– Андрей?
Слабый голос; Крокодил повернул голову, мир качнулся. Рядом сидел Айра. Белые и длинные, как веревки, волосы лежали на его плечах, коленях, на мертвой траве.
– Я можешь живу существовать, – прошептал Крокодил и только тогда испугался.
Язык. О господи. Снова исчезли из памяти русские слова, но и язык Раа казался пазлом, сложенным второпях, без множества деталей. И невозможно было думать на этом исковерканном языке.
– Говорение, – прошептал Крокодил. – Айра, говорение словом. Плохо. Нет.
Айра взял его за руку:
– Моя ошибка. Мигрант. Язык. Я не знал.
– Тимор-Алк? Место? Жизнь?
Крокодил с трудом поднялся. Мальчишка лежал рядом, все еще скрючившись в эмбриональной позе.
Айра покачал головой:
– Жить. Ошибка маршрута. Моя ошибка.
Крокодил понимал смысл его слов, хотя речь Айры казалась машинным переводом с иностранного.
– Ты не было доступ информация, – сказал он, пытаясь ободрить.
Айра плотнее привалился спиной к дереву. Сверху посыпались вялые листья; Айра сжал руку Крокодила, и тот опять увидел себя полым изнутри. Теперь в него заливали энергию, вместо того чтобы выкачивать.
– Я можешь, – сказал Крокодил. – Стоять двигаешься. Идти.
Айра кивнул. Вытащил из ножен на боку короткий нож; в секунду обкорнал волосы, оставил валяться на жухлой траве гору длинных белых прядей. Короткие обрезки, теперь обрамлявшие его лицо, не меняли цвет. Оставались седыми.
Айра поднялся, против обыкновения помогая себе руками. Поднял Тимор-Алка. Мальчишка медленно обмяк, тело его разогнулось, руки и ноги бессильно повисли.
– Идем, – сказал Айра. – Я вижу. Я веду.
И они пошли.
* * *
Очень скоро Крокодилу сделалось совершенно ясно, что Совет стратегического баланса Раа был прав, а Консул Махайрод – нет. Обычно советы, в которых заседают косные осторожные старцы, судят неправильно и решают ошибочно, а яркие одиночки, способные принимать решения, в последний момент спасают всех. Не так повернулось на этот раз; Совет Раа состоял из множества разных людей, среди них были молодые и старые, умные и не очень, но не было безответственных.
Но Консул Махайрод решил за всех – и проиграл. Мир, где они очутились, не был расположен давать ответы. Мальчик-полукровка, на котором строился замысел Махайрода, привел не к решению проблемы, а к истоку своих кошмаров. И теперь они шли и шли, оставаясь на месте, шли, пробираясь сквозь зыбкие пространства, где ни одна деталь не проявлялась вполне. Лес? Или тень проливного дождя? Свет? Или песчинка, раздражающая глаз? Мы все еще идем – или бессильно валяемся внутри стабилизатора, в железной пещере, где горит огонь и стены расписаны непонятными знаками?
Тимор-Алк не приходил в сознание, и это беспокоило Айру. Крокодил несколько раз предлагал понести мальчишку – Айре, при всей его силе, было тяжело, – но Айра отрицательно качал головой. Мотались белые, неровно обрезанные волосы.
И вот когда Крокодил сам готов был попросить о привале, вдруг что-то хлопнуло сверху, будто лопнул воздушный шар. Столб света появился впереди и слева. И сразу же сбоку и справа; продержавшись немного, оба столба потускнели и исчезли. Айра ускорил шаг, и Крокодил за ним; то там, то здесь вдруг открывались ярко освещенные проемы. Сияние било с неба, будто там проглядывало в круглые дыры нечеловеческое солнце – нестерпимо-яркое, веселое и пугающее, величественное и смертоносное.
Луч света вдруг выхватил посреди зыбкого мира один-единственный определенный, твердый предмет. Это была старая кирпичная стена с нанесенной из баллончика надписью: «Не бойся». Крокодил так и не понял, на каком языке это написано, и уж, конечно, не мог представить, кто и когда оставил здесь эти слова, и к кому обращался, и предостережение ли это – или увещевание… Он остановился было, но в этот момент луч, широченный, как на стадионе, упал прямо перед ним на тропинку.
В луче света дрожали земля и воздух. Распахнув лепестки, стояли алые и желтые цветы, над ними кружили насекомые – и планеты, крохотные планеты с естественными спутниками, медленно двигались по орбитам вокруг соцветий.
Крокодил упал на колени. Его захлестнуло благоговение; задыхаясь от счастья, веря, что цель близка, он увидел девушку, выходящую из-за стены к ним навстречу. Сперва ему показалось, что это совершенно земная девушка в джинсах и футболке, тощая и бледная, что он никогда раньше не видел ее…
Во вторую секунду он понял, что ошибся. Не было девушки в джинсах, а если была, то не здесь и не сейчас. А навстречу им шагала Альба; смуглая и веселая, она когда-то сидела в углу дома Шаны – вернее, ее объемное изображение, старая фотография. Легкая, летняя, она появлялась в кошмаре Айры. Юная мать Тимор-Алка, давно мертвая, вечно живая.
– Альба, – сказал Айра и шагнул ей навстречу, в поток света. – Я сохранил его!
Крокодил понимал его, как раньше, – ясно и четко; Крокодил никогда не слышал такого счастья и гордости в его голосе.
– Вот он! Я сберег твоего сына!
Альба остановилась перед ними. Мальчишка неподвижно лежал на руках у Айры, его острый подбородок смотрел в небо, а глаза не смотрели никуда – белки проглядывали из-под опущенных зеленоватых ресниц. Девушка стояла неподвижно и чуть улыбалась.
– Альба?
Теперь ее улыбка была скептической. Девушка глядела мимо Айры, не замечая сына, будто ей не было дела до обоих.
Крокодила начало трясти. Это опять ошибка. То ли мы вошли в неправильный мир. То ли неправильно по нему ходили. Ни один не искал Творца: Тимор-Алк искал – и нашел – свой страх. Айра искал – и нашел – свою вину, или свою любовь, или одно невозможно было отделить от другого…
Альба – или ее призрак – улыбнулась с откровенной насмешкой и вдруг провалилась под землю, будто под ногами у нее разверзся люк. Айра кинулся вперед, пытаясь подхватить ее, и выронил Тимор-Алка. Мальчишка упал на пышный мох, задрожал и снова вернулся в позу эмбриона – скорчившись,
