Вера внимательно глянула на седоусого капитана. Он понимал, что этот вопрос может рассердить ее, но все равно спросил. Он искренне переживал за судьбу своих подопечных. Надо будет поставить вопрос о его производстве в следующий чин.
— Нет, что вы, — мягко ответила Вера. — Для воспитания трудных подростков разработана особая методика. Совсем не такая суровая, как для закоренелых преступников. Они будут знать грамоту и счет. После выпуска смогут работать даже со средней сложности механизмами, либо в строительстве и тому подобном. Им не возбраняется вступать в брак — после двух войн и такие женихи будут нарасхват. Они будут чуть спокойнее и медлительнее, чем люди в среднем. Академиками или, допустим, писателями им уже не бывать. Но все лучше, чем лечь в сырую землю.
Отъехав от лагеря пару верст, Вера остановила автомобиль на обочине. Вонь сюда уже не долетала. Стройные сосны уходили в ясное небо, как колонны. Пахло смолой и немного тиной от реки. Будто совсем рядом и не заперты на крохотном пятачке почти шесть тысяч человек, половина которых едва ли переживет зиму. В России сейчас тридцать семь таких лагерей, и строятся новые.
Глубоко дыша, Вера переждала приступ головокружения. Достала сахар, который возила с собой на такие случаи, и медленно съела два куска. Сахар вреден для зубов и для фигуры, но после перенапряжения только он и помогает.
Планы по массовому применению месмерических техник, которые она строила полгода назад, казались теперь донельзя наивными. Гипнотизеров, чьи методы выдерживали хоть какую-то проверку практикой, оказалось очень мало, причем почти все они были служителями Церкви. Церковь оказывала ОГП содействие, но в строго определенных рамках, весьма консервативных. Вера же мечтала о работе с людьми столь же дерзкими и открытыми новому, сколь и одаренными. По иронии судьбы единственный такой человек, которого она повстречала, оказался ей врагом. Та бойкая евреечка… Саша. И ведь были тогда все шансы склонить ее к сотрудничеству! Сперва в том, что не противоречило ее принципам, но после она бы поняла, что и все остальное тоже необходимо, потому что нет другого пути. Требовались только терпение и время. Надо же было Андрею все испортить, он надавил на нее, вынудил пойти на принцип. Как знать, если б он тогда не поспешил, возможно, сейчас Вера не была бы вынуждена делать всю эту работу в одиночестве на пределе своих сил.
Кровь все же пошла носом, пришлось выжидать, пока кровотечение закончится. В такие минуты Вера слегка жалела, что отказалась от услуг шофера. Но помимо того, что обычно ей просто нравилось водить автомобиль, у этого решения была еще одна причина: теперь Андрей не знал, куда она ездит. Брата она любила больше жизни, и все же его чрезмерная опека иногда утомляла. Потому — никаких больше шоферов, докладывающих о каждом ее шаге. Вера собралась с силами и вновь завела мотор.
Дома ее ждала стопка бумаг со службы, а еще надо было просмотреть счета и утвердить меню на неделю. Но Вера не могла переключиться на дела. Голова кружилась. Следовало поужинать, раз уж обед она пропустила, но при мысли о еде накатывала тошнота. Казалось, лагерная вонь пропитала ее насквозь. Вера приказала Юляше наполнить ванну.
Когда Вера уже начала раздеваться, Юляша постучала в дверь ванной комнаты.
— Простите, Вера Александровна, там господин Михайлов пришедши к вам. Ждет-с в малой гостиной.
— Ко мне? — удивилась Вера. — Ты не перепутала, Юляша? Он, верно, к Андрею Евгеньевичу.
— Нет, так прямо и сказал-с, к барыне, мол. Ответить ему, что вы купаетесь?
Юляша была из первого выпуска приюта, Вера привезла ее из Рязани. Старательная и честная, Юляша все же плохо понимала принятые в светском обществе нормы.
— Я же говорила тебе: никогда никому не рассказывать о нашей частной жизни, — раздраженно сказала Вера. — Никаких подробностей. Господин или госпожа Щербатовы заняты, на этом все.
— Так и сказать?
Горячая ванна с пышной пеной… обидно, конечно. Но ведь после разговора с Михайловым захочется снова принять ванну.
Вера смочила запястья туалетной водой с ароматом сирени. Не самый изысканный запах, но для Михайлова сойдет.
— Скажи, я спущусь к нему через пять минут.
***
— Вера Александровна, — Михайлов поднялся с оттоманки, поцеловал ей руку. — Прошу меня извинить, что я без предупреждения… я ненадолго, право же.
— Вы ведь по делу, — сказала Вера, жестом отсылая Юляшу. — Давайте без пустых любезностей.
— Вы, как всегда, зрите в корень, Вера Александровна. В конце недели правительство будет рассматривать законопроект о реформе МВД. Департамент ОГП может быть выведен из структуры МВД и получить министерский статус.
— Разумеется, Андрей и я весьма в этом заинтересованы, — медленно сказала Вера.
— Понимаю. Ваш отдел в таком случае будет преобразован в департамент. Это другой уровень финансирования и новые возможности. Не буду ходить вокруг да около. Судьба этого законопроекта в значительной степени будет зависеть от решений определенных людей, на которых я, скажем так, имею некоторое влияние.
— Это мне известно. Но ведь едва ли вы пришли ко мне за советом, верно? Скажите, могу ли я как-то поспособствовать решению этого вопроса.
Михайлов замялся на пару секунд, потом решился.
— Скажу как есть. Для вас ведь не секрет, что я давно вами восхищаюсь. Я пробовал действовать, как принято в таких случаях. Цветы, комплименты, приглашения в театр… Вам все это не интересно, да и мне, признаться, тоже. Возможно, мы могли бы подойти к вопросу как деловые люди?
Пальцы Михайлова формой напоминали немецкие сосиски. Ногти плоские, слишком коротко остриженные. Сытая московская жизнь не пошла ему на пользу, явственно наметился второй подбородок. В светлых волосах залысины. И все же у него живой, острый взгляд, он не чужд самоиронии и умеет не переходить грань между простотой и пошлостью. Что-то привлекательное в нем можно найти.
В любом человеке можно. Особенно когда так надо для дела.
— Вы весьма интересный человек, Иван Адрианович, — сказала Вера, слегка улыбнувшись. — Должно быть, у вас есть какая-нибудь коллекция?
— Коллекция? Вроде бы нет… — растерялся Михайлов. — Я, знаете ли, никогда особо не увлекался…
— Подумайте как следует. Наверняка у вас дома найдется то, что вы могли бы мне показать. Например, какие-нибудь иранские ковры.
— Ах, вы в этом смысле! — Михайлов просиял. — Ковров, боюсь, у меня нет… Но есть подборка отцовских писем из ссылки. Чем не коллекция. Уверен, вам будет любопытно взглянуть на них, история политических репрессий, ваше направление…
— Превосходно. Допустим, завтра… Завтра вечер в Дворянском собрании, скука смертная, но мне непременно надо там быть. А вот перед ним я могла бы заехать к вам, посмотреть на письма вашего отца. В четыре вас устроит?
— Более чем, — ответил Михайлов.
Глава 13
Полковой комиссар Александра Гинзбург
Сентябрь 1919 года
Вместительные сумки в руках или на плече у модно одетых женщин теперь никого не удивляли. Еще несколько лет назад авоськи или мешки были уделом простолюдинок. Дамы не носили в крохотных ридикюлях ничего тяжелее носового платка. Ключи не требовалось иметь при себе — дверь открывала прислуга. Кошелек был не нужен — в модных лавках покупки записывали на семейный счет, упрощая мужу или отцу контроль за расходами.
Но Великая война вынудила женщин занять рабочие места ушедших на фронт мужчин в учреждениях, магазинах, управлении предприятиями. Через это у многих появились и собственные деньги для приобретения практичных вещей. Оказалось, что в не особо-то изящных, но вместительных сумках удобно носить деловые бумаги, книги, косметику, бутерброды на обед и массу полезных мелочей. Швейные производства ответили предложением на этот спрос, и галантерейные лавки заполнились множеством кожаных, тканевых и вязаных дамских сумочек на любой вкус и кошелек. Потому Саша, идя через Сенную площадь с массивной черной сумкой в руках, чувствовала себя совершенно уверенно.
