горку бинтов, и наши глаза встретились. Большие, голубые глаза широко распахнулись, а у меня аж сердце пропустило пару ударов. Медицинская маска скрывала всю нижнюю часть лица девушки, но я не сомневался - за ней прячутся пухлые, немного детские губы, и ямочки на щеках.
- Алёна?!
- Тёма? - одновременно выдохнули мы оба, и от этого голоса меня аж прошиб озноб. Низковатый, грудной, и такой волнующий. Тут я смутился, даже, кажется, покраснел, а Алёна как-то неловко дёрнула кюветой с бинтами, словно только сейчас про неё вспомнила.
- Ну что такое? Молодой человек, я что вам сказал? Сюда иди, снимай портки и садись на кушетку. Алёнушка, радость моя, не тормози! Дел по горло.
Алёна словно очнулась, кинула на меня быстрый, словно извиняющийся взгляд и поспешила с бинтами к хирургическому столику. Я придавил в себе желание послать очкарика по матушке, и похромал к кушетке. “Алёнушка, радость моя”... Сука, доктор, я тебе за такие слова нос сломаю. Когда-нибудь. Тёма... Блин, как приятно это звучало... Что-то я, кажется, переволновался.
Снимать штаны и остаться в одних грязных вонючих труселях перед девушкой не хотелось, но Алёна коротко кивнула и ободряюще улыбнулась одними глазами. Снимай, мол, я тут уже насмотрелась.
Вздохнув, а расстегнул ремень и спустил штаны, стараясь сохранить на лице индейскую невозмутимость. Хотя было больно. Очень.
Доктор задумчиво посмотрел на Алёну, потом на меня, потом соизволил оглядеть рану.
- Под местным обезболиванием, - наконец категорично изрек он.
- Но Игорь Васи... - подала голос девушка, но доктор её грубо перебил:
- Алёнушка, солнышко, я что сказал? Новокаин готовь! Быстро!
- Но у нас же есть промедол?
- Я что сказал?!
Фигассе! Я явно что-то пропустил. Да тут явно какие-то взаимные трения и битвы. Я глянул на девушку, та, перехватив мой взгляд, еле заметно непонимающе пожала плечами и сердито зашагала к шкафчику с упаковками лекарств.
- Ничего, лось здоровый, выдержит. А лекарств не хватает, - изрек доктор, и, подтянув на руках хирургические перчатки, добавил: - Выдержишь же, не оскандалишься?
Он меня что, на слабо взять решил, псина очкастая?! И Алёна, судя по резким движениям, тоже была в ярости. Со звонким “чпок” вскрыла ампулу, отработанным движением наполнила шприц прозрачной жидкостью. Ампула со звоном улетела в урну, Алена подала шприц доктору. Тот, оказывается, всё это время смотрел то на меня, то на девушку, абсолютно не интересуясь раной.
- Ну-с, приступим.
Ну а дальше мне пришлось вспоминать все матерные выражения, слышимые мною на протяжении предыдущей жизни. И даже выдумать парочку новых оборотов. И всё это - молча, изо всех сил сохраняя невозмутимое выражение на лице. Доктор обколол рану новокаином, но сильно это не помогло. Когда он засунул какие-то щипцы в рану, я буквально увидел небо в алмазах. Хлынул гной, когда он что-то там внутри расковырял. Долго возился, выискивая что-то в ране, пока не вытащил какой-то острый обломок. Наверное, кусок кафельной плитки, залетевший туда вместе с картечиной, или кусок другой деформированной картечины. Мне было не до разглядывания этой хрени. Я сидел и молча потел, почти теряя сознание, а когда начинал млеть, Алёна совала мне под нос ватку с нашатырём. В голове на некоторое время прояснялось.
Через бесконечное время пытка закончилась. В рану засунули скрученный в жгут кусок бинта, измазанный какой-то вонючей дрянью, в здоровую ляжку засадили антибиотики, перевязали и сказали одеваться и проваливать. Алёна, не смотря на какие-то команды противного очкарика, помогла мне влезть в остатки джинсов. Я даже попытался сострить, мол, только не задом наперёд. Она снова молча улыбнулась одними глазами, дотащила меня до маленькой детской скамейки в коридоре и усадила под психически нездорового вида зайцем. Я снова обратил внимание, что девушка высокая и с виду хрупкая, но по-спортивному крепкая. Очень сильно захотелось, чтобы скамейка оказалась дальше, и коридор длиннее километров на сто, чтобы подольше чувствовать под рукой эти девичьи плечи. Но всё хорошее когда-нибудь кончается, и девушка упорхнула в процедурную, на прощание сунув мне в карман блистер с обезболивающими. А я, соответственно, остался на лавочке дожидаться сколопендру Маринку и грезить о голубых глазах.
Она появилась часа через два, по своему обыкновению затейливо выразилась по поводу царящего в больничке бардака и поволокла меня куда-то во двор. Но так как я не собирался уходить без своего мешка и карабина, обозвала меня упёртым бараном и тупым мудаком. Всё как всегда, у меня аж на сердце потеплело. Минут десять ругани, и очередной не успевший увернуться санитар приволок мой рюкзак и карабин из Маринкиного кабинета. Я успокоился, и мы дохромали мимо караульного до разнокалиберных строительных вагончиков на загороженном заднем дворе детского садика. В одном из них и жили теперь Маринка с Алёной, на широких двухъярусных нарах за занавеской. Таких двухъярусных нар в вагончике было четыре штуки, и на всех них кто-то обитал, судя по вещам. Алёна занимала полку снизу, Маринка сверху. Так как я не мог наверх, Маринка утрамбовала меня на нижнюю полку, сунув рюкзак под неё, и задёрнула занавеску. Невзирая на мои матерные вопли, что у меня есть где провести ночь, в приказном тоне велела спать, выздоравливать и не трындеть. Сожрал две таблетки обезболивающего. Последнее, что я запомнил перед тем, как вырубиться, это привычная вонь порохового нагара от Плаксы, и запах волос одной голубоглазой девушки от маленькой детской подушки.
Так как вырубился после медицинской экзекуции я рано, ещё около шести вечера, то и проснулся тоже рано. На рассвете, около пяти утра. Сперва испугался, что занял чужое место и теперь девушке придётся ютиться где-нибудь на стуле или вообще на столе. Но обнаружил обеих на верхней полке, мирно спящих в обнимку. В вагончике уже началась тихая суета, двое пожилых санитаров не спеша собирались на работу. Женщина, на вид около пятидесяти, у маленького столика делала себе и им бутерброды - клала тушенку на хлеб и распихивала их в кулёчки. Люди вели себя тихо, перебрасываясь в пол голоса короткими фразами. Ещё несколько человек сопели за занавесками. Увидев меня, проснувшиеся сдержанно кивнули, я кивнул в ответ и спросил у них, где тут бытовые удобства. Узнав направление, похромал на улицу.
Нога болела уже гораздо, гораздо меньше, что не могло не радовать. Так что я управился достаточно быстро. Там же умылся из умывальника, даже долил туда воды из стоящего рядом ведра.
В общем,
