еды, которую торговцы-зазывалы готовят прямо перед тобой. Взгляд отвести невозможно от такого изобилия, и вскоре, заметив ее интерес, торговцы свои товары начинают едва ли не под нос ей протягивать, желая привлечь внимание диковинной чужестранки. Она отмахивается от них раздраженно и старается больше ни на одном из товаров не задерживать долго свой взгляд.
Лишь бурчит себе под нос недовольно Радомир, да так тихо, что в шуме рынка Ренэйст ни слова расслышать не может. Смотрит она на него, ждет, что ответит на вопросительный ее взгляд, да только в ответ ведун лишь качает головой; ничего, мол, продолжай идти.
Долго ходить меж палаток и прилавков приходится, пока удается найти то, что так им нужно. Прилавок с товарами, явно привезенными с севера, притаился в самом конце рынка, почти у выхода к пристани. Ренэйст выдыхает с облегчением, понимая, что от холода им умереть не удастся. Видит она и меховые накидки, и теплые сапоги, и даже вещи гораздо теплее тех, что надеты на них сейчас. Множество украшений, оружие даже, но уж вряд ли сумеют они купить ей хотя бы одну стрелу. Северянка не знает, как много дала им Мойра, поэтому решает сосредоточиться на том, что важно им в первую очередь.
Торговец, седоволосый старик, сидящий по другую сторону широкой деревянной доски, заменяющей ему прилавок, поднимает на них взгляд только тогда, когда Ренэйст кашляет, привлекая его внимание. Первые мгновения они лишь смотрят друг на друга, после чего по спине конунговой дочери мурашки проходят.
Северянин. Такой же северянин, как и она.
Смотрит он в ответ не менее пристально, а следом за тем сплевывает себе на ноги. Поднимается, возвышаясь над Ренэйст на целую голову, и опирается кулаками о прилавок поверх тяжелых меховых плащей и накидок, что и привлекли ее внимание. Хмурится Ренэйст, плечом своим закрыв солнцерожденного, на которого торговец переводит тяжелый свой взгляд.
Сплюнув снова, обращается он к ней:
– Не далеко ли от родных берегов оказалась ты, девочка?
А он ли не далеко от этих берегов? Она хмурится только сильнее, но, вздернув нос, отвечает смело:
– Так далеко, как сама посчитала то нужным. Вместо того чтобы вопросы задавать, уж лучше продай мне то, что я хочу купить.
Так истосковалась Ренэйст по родной речи! Устала говорить на языке детей Солнца, уже и забыла, как собственный язык звучит. Радомир, ни слова не понимающий из того, что они говорят друг другу, взволнованно переступает с ноги на ногу. Может лишь попытаться угадать, о чем толкуют они, по тому, как звучат их голоса. Не нравится ему оставаться не у дел, чувствовать, что другой знает больше, чем он.
Ведун бы спросил, что северянин говорит ей, только все внимание Ренэйст устремлено на рослого мужчину, способного одним только ударом сбить луннорожденную с ног.
Наглый ее ответ заставляет торговца усмехнуться, и он снова садится обратно. Хлопает он себя одной рукой по колену, а второй указывает на свой товар, предлагая ей выбрать. Мнется Ренэйст, рассматривая предложенный товар, после чего вынимает из-за пояса заветный мешочек, бросив его на прилавок. Все равно не знает она, как правильно распоряжаться странными этими монетами, да и в море они им не понадобятся. Пусть хоть все забирает.
– Мне нужны два теплых плаща, сапоги с мехом и более теплая одежда.
Старик смотрит на нее внимательно, протягивает руку и перехватывает мешочек, приоткрывая его. Рассматривает содержимое, после чего поднимает внимательный взгляд, смотря Ренэйст прямо в глаза. Не сказав ни слова, он убирает предложенную ею плату под прилавок, встает и начинает подбирать подходящие вещи. Две пары теплых сапог, плащи, сделанные из меха, – Ренэйст протягивает руку, ощупывая его, и улыбается слегка, наслаждаясь давно забытым ощущением, – и совсем теплая одежда. Наверняка все это не то, что полностью подходит им по размеру, но Ренэйст уже привыкла носить вещи, которые для нее слишком большие. Торговец смотрит, изогнув бровь, и Белолунная кивает, соглашаясь на предложенные вещи. Тот кивает головой в ответ, а следом за этим собирает все в две большие котомки, которые можно закинуть за спину.
Ренэйст сожалеет, что сейчас не может носить за спиной лук, как раньше.
Он ставит обе котомки прямо перед ней, вновь опирается руками о прилавок и смотрит пристально:
– Того, что ты дала, даже много. Хочешь купить что-то еще?
– Да. Информацию о том, в самом ли деле здесь есть корабль, направляющийся на север.
Взгляд северянина становится холодным, изучающим. Он смотрит на Радомира, что стоит у нее за спиной, и Ренэйст делает шаг в сторону, закрывая его собой. Поджимает губы, чувствуя, как ведун накрывает ладонью ее плечо, и смотрит в глаза торговца до тех пор, пока тот не садится обратно за свой прилавок. Словно бы теряет он к ним интерес, смотрит в совершенно иную сторону, а следом за тем говорит:
– Идите до самого конца пирса. Там, за скалами, причалил один-единственный корабль. Насколько мне известно, они собираются отплывать назад.
Значит, Мойра была права, корабль уплывает. Если они не успеют, то неизвестно, когда еще выдастся подобный шанс. Они должны попасть на борт, и конунгова дочь уверена в том, что любой северянин возьмет ее на свой корабль. Наверняка на севере уже разлетелась новость о ее гибели, и потому как можно скорее должна Ренэйст вернуться обратно. Как только каждый узнает, что она жива, все изменится. Станет таким, каким и должно быть – она верит в это.
Она хочет в это верить. Больше ей не на что надеяться.
Поблагодарив торговца кивком головы, Ренэйст перехватывает котомку, в которую тот сложил подготовленные для нее вещи, и закидывает за свою спину, закрепив ремень на груди. Радомир перехватывает вторую, повторяя следом за северянкой, и смотрит на нее, выжидая. От мысли о том, что вот-вот начнется их плаванье, ноги Рены становятся мягкими и непослушными. Так сложно сделать первый шаг! Страх сковывает, заставляет сердце биться сильнее и чаще, и от волнения забывает она о том, как нужно дышать.
Что, если она не справится? Если они не успеют? Кем она станет, если после всех их стараний и страданий упустит единственный шанс изменить все?
Крепко зажмурившись, Ренэйст перестает дышать, и от напряжения кажется ей, словно бы сердце вот-вот лопнет, как перезрелый фрукт. Тело пронзает дрожь, северянка стискивает дрожащими руками ремень котомки, перекинутой через ее плечо, и распахивает глаза, вздрогнув, когда сильные руки сжимают ее предплечья.
– Ренэйст, – зовет Радомир, – мы должны идти.
Больше он ничего не говорит, ведь и без слов ясно, чем чревато для них промедление. Глядя в его глаза, понимает Ренэйст, как сильно грудь огнем горит, и, приоткрыв губы, делает глубокий вдох. Она
