– Да нет, пожалуй. Просто до меня дошли кой–какие недобрые новости. Придется разобраться. Если я приду к выводу, что тебе надо срочно сниматься с места, то я тотчас явлюсь или пришлю весточку. А пока следуй своему плану, но удвой осторожность, особенно с Кольцом. Выжги это у себя в голове каленым железом: пользоваться Кольцом нельзя!
Он ушел на ранней заре.
– Вернуться могу в любой миг, – сказал он на прощание. – Самое позднее – ко Дню Рождения. Я все больше склоняюсь к мысли, что в пути моя помощь тебе крепко понадобится!
Поначалу Фродо порядком встревожился и долго гадал – что за новости такие дошли до Гэндальфа? Но со временем беспокойство улеглось, и Фродо, наслаждаясь солнышком, забыл до поры до времени о всех неурядицах. В Заселье давно не выдавалось такого редкостного лета и столь изобильной осени: яблони изнемогали под тяжестью яблок, соты так и сочились медом, тяжелые колосья клонились долу.
Осень уже окончательно вступила в свои права, когда Фродо снова забеспокоился. Шутка ли – середина сентября, а от Гэндальфа ни слуху ни духу! День Рождения, а с ним и отъезд приближались неотвратимо, а волшебника все не было; не было и весточки. В усадьбе началась предпраздничная кутерьма. К Фродо на время приехали друзья – помочь укладываться. Это были Фредегар Булджер, Фолко Боффин и, конечно же, закадычные приятели Фродо – Пиппин Тукк и Мерри Брендибэк. Объединив усилия, они устроили в Котомке неслыханный беспорядок.
Двадцатого сентября в Бэкланд, к новому дому Фродо, отправились через Брендивинский Мост две крытые повозки с мебелью и тем добром, что Фродо решил не продавать.
На следующий день Фродо совсем потерял покой и беспрестанно выбегал посмотреть – не идет ли Гэндальф? Утро четверга, то есть Дня Рождения, выдалось ясное и погожее – точь–в–точь как тогда, много лет назад, в день прощального торжества Бильбо. А Гэндальф все не шел. Вечером Фродо устроил скромный прощальный ужин на пятерых, включая его самого и друзей, что ему пособляли. На душе у Фродо скребли кошки, и ему было не до праздника. Стоило подумать о грозящем расставании с друзьями, как на сердце наваливалась тяжесть. «Как же открыть им правду?» – терзался Фродо.
Четверка молодых хоббитов, наоборот, пребывала в самом жизнерадостном настроении, и за столом скоро стало куда как весело, даром что Гэндальф так до сих пор и не появился. Из столовой вынесли все, кроме стола и стульев, но хорошей еды хватало, как и доброго вина: Фродо не стал продавать его Саквилль–Бэггинсам.
– Что бы ни случилось с остальными моими вещичками в когтях Лобелии, винцо я, считай, пристроил! – объявил Фродо, осушив свой стакан до последней капли – действительно последней: «Старый Виноградник» друзья прикончили.
Спев множество песен и повспоминав прежнее житье–бытье, они выпили за здоровье Бильбо и Фродо – таков был обычай. Затем, подышав воздухом и поглядев на звезды, друзья отправились на боковую. Праздник закончился. Гэндальф не пришел.
Наутро в Котомке снова закипела работа: надо было нагрузить последнюю повозку остатками поклажи. Мерри вызвался отвечать за доставку и, прихватив Пончика (Фредегара Булджера), отправился вперед.
– Должен же кто–то затопить камин к твоему прибытию, – объяснил он. – До встречи! Если не заснете по дороге, послезавтра увидимся!
Фолко, позавтракав, откланялся. Пиппин остался с Фродо и Сэмом. Фродо не находил себе места и ловил каждый звук – не идет ли Гэндальф? Напрасные надежды! Но все же Фродо решил подождать до сумерек. А потом, если дело спешное, Гэндальф может найти его и в Крикковой Лощинке. Еще и вперед поспеет. Сам Фродо решил идти пешком. Замысел его состоял в том, чтобы пройти от Хоббитона до Бэкландского парома (не так уж и далеко, в сущности!), полюбоваться напоследок Засельем и сгладить боль разлуки.
– И размять косточки, – вслух добавил Фродо, стоя в опустевшей прихожей и разглядывая себя в пыльном зеркале. Он успел отвыкнуть от долгих прогулок и быстрой ходьбы, и отражение показалось ему толще, чем следует.
После завтрака пожаловали Саквилль–Бэггинсы – Лобелия и ее рыжий отпрыск Лотто, немало досадив Фродо своим визитом.
– Наконец–то мы завладели этой норой! – провозгласила Лобелия, переступая порог. Во–первых, это была вопиющая бестактность, а во–вторых, если подойти строго, неправда: во владение Котомкой они должны были вступить только после полуночи. Но Лобелию можно было, наверное, и простить: ей пришлось ждать этого мгновения на семьдесят семь лет дольше, чем она рассчитывала. Ведь ей стукнуло уже целых сто! Как бы то ни было, она не преминула тщательно проверить – не увез ли часом старый хозяин чего–нибудь из купленного? Кроме того, она потребовала ключи. Чтобы ублаготворить ее, пришлось потратить немало времени: старая перечница принесла с собой подробную опись имущества и тщательно все сверила. Наконец Лобелию и Лотто удалось спровадить, вручив им запасной ключ и обещав оставить другой у Гэмги в Отвальном. Лобелия фыркнула, ясно дав понять, что знает этих Гэмги как облупленных и что они как пить дать этой же ночью обчистят нору самым бесстыдным образом. Фродо не стал даже предлагать ей чаю.
Сам он, однако, чаю напился – на кухоньке, в компании Пиппина и Сэма Гэмги. Объявлено было, что Сэм отправляется в Бэкланд «прислуживать господину Фродо и ухаживать за его садиком». Старикан Гэмги, отец Сэма, одобрил такой поворот событий. Что говорить, местечко тепленькое! Но в главном его горе (ведь он получил в соседки Лобелию!) это было слабым утешением.
– Последняя трапеза в Котомке! – торжественно провозгласил Фродо, отодвигая стул.
Грязную посуду они оставили Лобелии – авось вымоет, руки не отсохнут. Пиппин и Сэм затянули дорожные мешки покрепче и вынесли их на крыльцо. Пиппин отправился в последний раз прогуляться по саду. Сэм куда–то исчез.
Солнце село. Неприбранная, наполовину опустошенная Котомка выглядела печально и мрачно. Фродо кружил по знакомым комнаткам, пока отсвет заката на стенах не померк и из углов не выползли тени. В усадьбе постепенно становилось темно. Фродо вышел за порог, спустился крутою тропкой к калитке и направился прямиком к ведущей на Холм дороге. Он не терял надежды увидеть там Гэндальфа, большими шагами спешащего в сумерках вверх по склону.
Небо оставалось ясным, звезды разгорались все ярче.
– Ночка будет – загляденье, – сказал Фродо вслух. – Для начала – то, что надо. Пройдусь с удовольствием. Наконец–то! А то живешь как подвешенный, ни то ни се. Сил больше нет! Все! Ухожу! Пусть Гэндальф догоняет!
Он решительно повернулся, чтобы идти назад, – и вдруг замер: в двух шагах, сразу за углом Отвального Ряда, послышались голоса. Один принадлежал, вне сомнений, Старикану Гэмги, другой показался Фродо незнакомым и звучал неприятно. Слов чужака Фродо не расслышал, зато ответ Старикана долетел отчетливо, благо тот чуть ли не срывался на крик: видно, неизвестный крепко его донял.
