боли.
– Однажды ночью, – снова заговорила она, рассказывая о том, что помнят ее глаза, – кто-то заскребся в мою дверь. Я открыла ее, и на меня упало какое-то существо. Я подумала, что это пугало с кукурузного поля. Потом увидела, что это Джон.
Прежде чем я решилась что-нибудь для него сделать, – тихим усталым голосом продолжала Марта, – мне пришлось отнести его по двум лестничным пролетам на чердак и спрятать там. Он был крупный мужчина, когда ушел на войну, а я не сильна, но то, что от него осталось, я несла легко.
Когда я вернула его к жизни, я хотела бежать с ним в лес, как сделали многие, и жить там, как преследуемые звери, или умереть, но жить и умереть свободными. Но он мне сказал, что избран агентом Тайной Сери. Эта сеть в темноте и вслепую, но всегда действует против захватчиков, и поэтому мы не убежали.
Это было пять лет назад, Мэрили. Пять лет я прятала Джона на чердаке, и каждую минуту из этих пяти лет, каждую секунду я боялась, боялась так, как не можешь бояться ты, потому что не знаешь, что они делают с пойманными агентами Тайной Сери. Пять лет, моя дорогая, я жила в страхе, но ни разу не упрекнула Джона за то, что он выбрал такую работу, и ни разу не попросила его прекратить.
Укорять его? Просить перестать? – Мартадаусон распрямилась и гордо и высоко подняла голову. – Я вначале отрезала бы себе язык. Я убила бы себя собственными руками.
Голос ее стал звонким и высоким.
– О, Марта. – Мэрили всхлипнула, произнося это имя, и обняла старшую женщину, зарылась лицом у нее на груди. – Мне так стыдно. Я…
– Ну, ну, милая, – тихо сказала Мартадоусон, гладя Мэрили по спине. – Успокойся, дорогая. Не надо стыдиться того, что боишься за своего мужчину. Но ты должна научиться не показывать ему, что боишься. И ты научишься; это горький и жестокий урок, который усвоила первая женщина, когда ее мужчина отправился на опасное дело, и этот урок с тех пор получала каждая женщина.
* * *
– Нет! – воскликнула Мэрили, отталкивая руки Марты. – Нет! – повторила она, ее серые глаза сверкали, губы мятежно изогнулись. – Когда он пойдет в опасность, я буду с ним рядом, и ни ты, ни кто другой не имеет права говорить мне, что я не должна идти со своим напарником, разделять его опасности, делить то, что с ним будет.
– Что здесь происходит? – послышался веселый голос; Дикар повернулся и увидел выходящего из-за угла дома мужчину. – О чем это вы говорите с такими длинными лицами?
Джондоусон высок, он выше Дикара. Волосы у него седые, и щеки втянутые, глаза глубоко запали в глазницах, но в них спокойное мужество и огонь новой надежды.
Он обнажен по пояс. Клетка ребер отчетлива видна под бледной коже, на которой много старых шрамов.
– Где ты был, Джон? – спросила Мартадоусон. – После клятвы я тебя не видела, поэтому пошла сразу сюда.
Они не прикасались друг к другу, но Дикар чувствовал их взаимную любовь, слишком глубокую, чтобы она передавалась прикосновениями, словами или поцелуями.
– Просто ходил по лесу. – ноздри Джона расширились, он глубоко вздохнул.
То, как он это сделал, как поднималась и опускалась его грудь в шрамах, заставило Дикара по-новому ощущать знакомые лесные запахи, запах лесной зелени, острый запах сосны, жгучий запах растертого листа и под всем этим теплый, полный жизни запах почвы.
– Я чувствовал вокруг себя свободный простор, Марта, прикосновение ветра к коже. Чувствовал, как пружинит земля под ногами. – Он сделал легкий жест рукой с длинными пальцами. – После пяти лет… Но я заставляю тебя стоять с тяжелым флагштоком, Дикар. Заходи, сынок, и положи его. Мне нужно кое-что показать вам двоим.
– Ты закончил, Джон? – воскликнул Дикар.
Джондоусон кивнул, его тонкий рот неловко и непривычно улыбался, как будто только что научился снова это делать.
– Думаю, да, Дикар. У меня еще не было возможности проверить. Но идемте.
В маленьком доме была темнота и запах леса, а также запах свежеоструганной древесины и сосновых веток, уложенных концами в одну сторону и укрытых одеялами из меха белых кроликов. Это постель у одной из стен комнаты.
В комнате также два стула, сколоченные из стволов, с которых не срезали кору, и небольшой стол, изготовленный так же. В стену над постелью вбиты два длинных деревянных колышка для той немногой одежды, что Марта и Джон смогли принести с Далекой Земли. Все, кроме одежды, точно такое, как в домах других пар, но есть в доме вещи, новые, необычные и странные для Горы.
Например, высоко в стену против двери вбиты два более длинных колышка, и на них Дикар уложил флаг. Под этими колышками много других, ряд за рядом, и на них лежат длинные предметы из дерева и металла; сейчас эти предметы молчат и кажутся совершенно невинными, но они могут говорить громким страшным голосом смерти.
Как сказал Джондоусон, длинные предметы называются ружьями, а азиафриканцы, которым они принадлежали, лежат мертвыми в развалинах дома, в котором Джон пять ужасных лет прятался от них.
С колышков рядом свисают предметы поменьше – автоматические револьверы, как назвал их Джондоусон; они тоже когда-то принадлежали азиафриканцам, а под восемью ружьями и девятью револьверами пóлка с поясами; в каждом поясе много маленьких карманов, и в них патроны, которые нужны, чтобы оружие говорило голосом смерти.
И это еще не все.
– Идите сюда, – позвал их Джондоусон с другого конца комнаты. – Через две минуты можно будет провести проверку.
Он сидел на третьем стуле, и голос его звучал негромко, но в нем было возбуждение, а на его худой шее напряглись жилы.
* * *
Дикар подошел, и Мэрили шла с ним. Марта стояла рядом с Джондоусоном, положив руку ему на плечо.
Перед ними была длинная полка, которая проходила вдоль всей задней стены дома. Под полкой стояли маленькие черные ящики – и Дикар помнил, какие они были тяжелые, когда их пришлось нести от дома Джондоусона до самого верха крутого высокого обрыва, окружающего Гору.
На самой полке путаница проводов и небольшие черные пластинки, стоящие и лежащие, и много круглый штук, на который белые линии, и ряд грушеобразных предметов с проводам и внутри. Джондоусон сказал Дикару, что эти предметы называются лампами.
На стене над всем этим почти плоский диск; Дикар помнил, что, когда он попал в дом Джондоусона, этот круг был назван радио. И с одного конца полки и от самого
