Что-то в словах Амензеса насторожило Сатха-муса. Он почувствовал, что разгадка где-то рядом, маг, сам того не желая, как-то ответил на мучивший жреца вопрос.
— Нет, — честно ответил Сатхамус, пытаясь ухватить ускользавший ответ. — Повтори, что ты сказал о Кулле?
— Он похож на Халега. Для меня все северные варвары похожи друг на друга.
— А ты не можешь поточнее вспомнить свои слова?
— Мне показалось, что он похож на Халега. Я видел тулийца, когда он вместе с Сенахтом и Тха-Таураг ом вышел из подземного хода. Мне бросилось в глаза не личное сходство…
— Ну конечно! — воскликнул Сатхамус, перебив мага, — Подземный ход. Ответ на вопрос, как варвар попал туда, очень прост — по подземному ходу.
— Я не слышал о таком в Тшепи.
— И я тоже, Амензес, но это не значит, что хода нет. Вспомни о подземном ходе, ведущие из нашего храма в храм богини Нут. О нем мы знаем только потому, что раз в сто лет туда спускается Тха-Таураг, иначе мы давно забыли бы о нем. Я уверен, что такой огромный и древний храм Сатха, как в Тшепи, обязательно имеет подземный ход.
— Да, это все объясняет. Значит, храм в руках врага. Если они захватили цитадель, Тшепи обречен, как ты и предсказывал.
— Похоже, так оно и есть. Кулл решился переправиться ночью через Таис и по подземному ходу ворвался в храм. Но как он узнал о проходе? Без предательства тут не обошлось.
— Я тоже так думаю. Что будем делать?
— Тебе лучше остаться здесь, Амензес. Постарайся узнать что-нибудь еще. А я пойду предупредить Логово.
— Да пребудет с тобой Великий Змей.
Маг направился в потайную комнату. У самого выхода спутник вдруг окликнул его:
— Да, кстати… Я хотел принести твои извинения, за то что пытался подчинить твой разум.
Амензес коротко кивнул.
— Не будем об этом.
На пристани Ханнура сегодня собрался весь город. Зеваки запрудили рыночную площадь и портовые улочки, дабы поглазеть на отплытие жрецов и правителя Кхешии, которое было назначено на полдень. Солнце почти уже достигло зенита, когда со стороны храма Сатха раздался приветственный гул, предвещавший начало шествия. Толпа оживилась.
По главной улице потянулись инкрустированные золотом паланкины жрецов, отплывающих с армией. Во главе процессии в окружении телохранителей ехал владыка Сенахт. Он отказался от носилок и сейчас лишний раз убедился, что был прав. Ему было приятно смотреть на восторженные лица, слышать радостные вопли подданных и думать о том, что его Кхешия, богатая и сильная страна, одолеет любого врага.
В это время в потайной комнате храма Сатха на циновке, скрестив ноги и привалившись спиной к стене, сидел Амензес и мелкими глотками пил горячий отвар со жгучими и ароматическими приправами.
То и дело юноша бросал хмурый взгляд поверх чаши на магический кристалл, лежавший на подставке из сандалового дерева, на маленький алтарь перед ним, забрызганный кровью двух куриц, принесенных в жертву всевидящей Нут и справедливому Инпу.
Несколько долгих дней и бессонных ночей провел молодой маг, пытаясь связаться с храмом Сатха в Тшепи, но все оказалось напрасно, и сейчас он чувствовал себя разбитым и опустошенным. Голова тупо болела и кружилась, ноги, казалось, онемели, руки заметно дрожали.
Допив отвар, Амензес поставил чашу на пол, выпрямился и, положив разведенные руки на колени, принял позу, в которой ему всегда было проще всего сосредоточиться.
Вскоре его дыхание замедлилось, а потом и вовсе остановилось, лицо застыло, став похожим на восковую маску, опущенные веки оставались неподвижными — сейчас маг менее всего напоминал живого человека, сторонний наблюдатель принял бы его за статую.
Амензес же видел себя сидящим на высоком холме. Порывистый ветер то налетал со спины, то бил в лицо, то толкал в бок. В воздухе кружились сверкающие искорки, вспыхивая, как мелкая рыбья чешуя в лучах солнца. С вершины холма открывалась бесконечная даль, а с неба текло ровное и густое, точно мед, сияние. Время здесь, казалось, вовсе остановило свой бег.
Между тем в потайной комнате прошло не больше тысячи ударов сердца, когда веки жреца дрогнули и открылись. Лихорадочный блеск в глазах пропал, головная боль исчезла, вязкий туман, мешавший сосредоточиться, рассеялся. Мысли стали ясными и простыми, будто палочки для счета.
Маг легко поднялся на ноги и выглянул в окно.
Солнце стояло в зените.
В жарком воздухе над главной улицей висела пыль, поднятая сотнями ног и копыт. Под восторженные крики, лязг доспехов, скрип повозок процессия, точно огромный змей с золотой чешуей, ползла к порту.
Далеко впереди, за колонной чернокожих наемников, Амензес увидел большую повозку, над которой развевалось храмовое полотнище, черное, с изображением великого Сатха, вышитым тонкими серебряными нитями.
Жрецы Черного Логова, Сатхамус и сам Тха-Таураг отправлялись вместе со кхешийским войском вниз по реке. Амензес нагонит их после. Битва, которая, как предсказала всевидящая Нут, произойдет через пять дней, будет решающей. И без магии, в которой Черное Логово особенно преуспело, защитникам Кхешии не обойтись.
Маг оторвал взгляд от процессии. Таиса из окон храма видно не было. На крепостной стене, окружавшей столицу, застыли крошечные фигурки воинов с копьями в руках. Амензес смотрел против солнца, а потому и воины, и каменные зубья стены казались ему совсем черными. Он отвернулся от окна и, подойдя к резной подставке из сандалового дерева, опустился на циновку перед магическим кристаллом.
Маг знал: если в этот раз там, за много лиг в храме Сатха, он не сможет найти нужного человека и подчинить себе чужое тело, то еще на одну попытку сил у него уже не хватит. Отправляясь в поход, Сатхамус и Логово хотели знать наверняка, пал Тшепи или нет.
Амензес выровнял дыхание, направил на кристалл пристальный взгляд. Примерно через двадцать ударов сердца глаза его затуманились и вдруг стали неживыми, точно сделанные из стеклянных шариков глаза куклы. Кристалл же, наоборот, ожил и из мертвого, светящегося голубоватым светом камня превратился в огромный живой глаз.
Амензес мысленно открыл веки и тут же увидел рассеянный свет, комнату и человека в одежде жреца, накинутой поверх доспехов, который сидел на циновке спиной к кристаллу…
Его звали Чинор.
Он был десятником валузийской пехоты и уже шестой раз воевал под знаменами Кулла.
Сейчас Чинора все раздражало: одиночество и безделье томили его и, чтобы хоть чем-то занять себя, он встал и принялся расхаживать по маленькой комнатке из угла в угол, стараясь не мелькать у окна.
На полу лежали циновки. Стены комнатки покрывали темные письмена, знаки которых были незнакомы Чинору и походили на сцепившихся друг с другом многоножек и каракатиц. А на резной подставке из сандалового дерева лежал крупный, размером с кулак взрослого мужчины, кристалл. Из-за этого кристалла Чинор и торчал тут.
