— Мне надоели ваши намеки, Нагибин, — нахмурился Глубина, — Наставляйте себя сами. Я по-моему четко сказал, что бесплатно не обучаю.
— Да вы и в Лунной магии не разбираетесь, — поддел я князя.
Но Глубина снова пропустил оскорбление мимо ушей, князя все еще мучило любопытство.
— Хватит болтать, — потребовал Глубина, — Кастуйте!
— Хотите увидеть мои новые заклинания?
— Да!
— Простите, князь, но свои заклинания я показываю лишь наставнику, — в очередной раз осадил я Глубину, — Кроме того, я чувствую, что у меня и правда появилось шесть новых заклинаний. Глупо было бы потратить их на ваше развлечение. Нет, я собираюсь применить их потом, в битве. В боевых условиях. А драться мне придется уже сегодня. Так что демонстрации не будет. Уж извините, князь.
— Что вы задумали, Нагибин? О какой драке речь?
Я, разумеется, проигнорировал этот вопрос. Вместо этого я достал смартфон и записал туда все съеденные мною вчера и сегодня трикоины.
Бухгалтерия выходила весьма интересная. Два заклинания — огонь Огневича и вред здоровью от Здравурова — я уже потратил, еще вчера, сразу после того, как зарядил их трикоинами на уроке магии.
Сейчас же я съел еще шесть трикоинов, так что мой организм теперь заряжен аж шестью новыми заклинаниями, которые я успел впитать вчера и сегодня ночью.
Судя по всему, сегодня около десяти утра я смогу сожрать еще пару трикоинов и зарядить еще два уже знакомых заклинания. И всего у меня будет восемь заклинаний. Неплохо, очень неплохо.
С восемью заклинаниями можно провернуть много интересных дел, было бы желание. А у меня желание было.
— Последний вопрос, — обратился я к Глубине, покончив с подсчётами своей мощи, — Вы знаете, что это?
Я вынул из кармана трикоин из хазарской оливы, тот самый, который мне перед смертью отдало Чудовище.
Трикоин Глубину не ничем не удивил и бурных эмоций не вызвал.
— А вы сами не видите? — ответил вопросом на вопрос князь, — Это трикоин. Из хазарской оливы, давно уже вымершего дерева. Откуда он у вас? А, понимаю… Можете не отвечать.
— Именно оттуда, — подтвердил я, — Какова его ценность?
— Ценность в рублях наверное высокая, если это не подделка, — пожал плечами Глубина, — Коллекционеры редких трикоинов наверняка вам дадут за него сотню тысяч, а то и больше. А практическая ценность для мага — нулевая.
Если вы привяжете к хазарской оливе заклинание, то просто больше никогда не сможете это заклинание кастовать. Потому что в мире трикоинов из хазарской оливы больше нет, так что зарядить это заклинание вам будет нечем. А поменять древесную породу, к которой привязано конкретное заклинание, нельзя. Такого ни один маг не умеет.
— Спасибо, — кивнул я, — Так и думал. Да, я вроде должен вам денег, князь? Я держу свое слово. Пятьсот рублей за консультацию. И еще тысячу двести за трикоины.
Я достал бумажник, подаренный мне голландцем, отсчитал нужную сумму и положил банкноты Глубине на стол.
Разумеется, Ван Дер Верф не одолжил мне сто тысяч рублей. Он не одолжил мне ни восемьдесят, ни даже семьдесят тысяч. А вот шестьдесят тысяч одолжил, оторвав их от сердца, как выразился сам голландец.
Так что деньжата у меня водились.
— Вижу, вы освоились и начали зарабатывать, — сухо произнёс Глубина, — В таком случае напомню, что вы мне должны миллион, Нагибин. И вот эти гроши, которые вы мне швырнули — это плата за мои услуги, она не идет в счет погашения долга.
— Само собой, — согласился я.
— Так что вы намерены делать дальше, Нагибин?
— Лучше вам не знать.
Я вежливо поклонился Глубине и покинул обиталище князя.
Глава 43. Арладаар
«В чем тайный смысл инструментов, братья?
Это будет открыто лишь мастерам-лесничим, достигшим седьмых градусов.
Тогда откроются глаза их, и узрят они духовную сущность инструментов.
И познают, что кусторез — есть внутреннее ограничение, делающее магию благородной и подчиняющее её воле Благородного. Воплощенное благородство магии и её носителя есть кусторез.
Что есть карта леса? Карта леса есть духовный путь к вершинам. Наставничество, но не человека-учителя, а самой магии. Владелец карты всегда находит путь к Истине, братья-лесничие.
Что есть корень? Корень есть зачин магии и добра в сердце мага. Корень есть источник всех вещей, родник магии.
И синтез смыслов инструментов будет не только их суммой, но новым смыслом! И осознание его будет подобно молнии в ночном небе.
Познавший смысл инструментов никогда не свернет с пути Блага и Добра, братья!»
Из Тайного устава регулярной масонской ложи
Лондон, XIV век
В подвал Галереи я вернулся уставшим, задолбавшимся и в чужом мундире, подаренным мне Ван дер Верфом.
Хотелось завалиться спать, но сегодня ночью мне предстояла еще целая уйма дел. В два часа ночи у меня была назначена встреча с Головиной, которая что-то задумала.
Суматоха в Галерее вроде бы угомонилась, окна комнат, где обитали студенты, большей частью чернели темнотой. Значит, большинство моих соратников по Лицею мирно спали. И это правильно, я бы и сам с удовольствием вздремнул.
На входе в Галерею меня остановили казаки и тщательно обшмонали, видимо, выискивая корону по приказу Огневича. Но никакой короны у меня при себе, естественно, не оказалось. Из потенциально подозрительных предметов у меня был только подаренный Чудовищем трикоин, но он у казаков никакого интереса не вызвал.
Это было понятно, казаки же не магократы, для них все трикоины — просто странные деревянные монетки.
Потом казаки спросили меня, какого хрена я брожу ночью, но я ответил, что меня разбудил шум, я перепугался и побежал к Глубине, моему любимому преподу, чтобы он спас меня от напавших на Лицей врагов.
Казаки посмеялись с моей удивительной истории, но вынуждены были её сожрать.
Оказавшись в подвале Галереи, я первым делом растолкал похмельного холопа.
— А? Барин? — холоп, проспавший весь кипиш, теперь тёр свою рожу, пытаясь привести себя в форму.
— Семь чашек чая, черного, покрепче, — потребовал я, — И сладкого. Когда я засыпаю на ходу, меня только чай со сладким и спасает. Хотя обычно я сладкого не ем. А чай с сахаром вообще не пью. Так что сообрази мне крепкого чая без сахара. И каких-нибудь пирожных.
— Ночь на дворе, барин! — взмолился холоп, глянув на часы, висевшие тут же в холопской.
Судя по всему, мужик знал цифры, что вызывало своего рода уважение.
— Не положено ночью! Столовая закрыта! — продолжил канючить холоп.
— Уверен, ты решишь эту проблему, — заверил я холопа и швырнул ему рубль.
Рубль у меня имелся, потому что часть денег голландец мне одолжил мелочью.
Холоп тут же переобулся прям на ходу:
— Все сделаем, барин!
— Так-то лучше. Учти, что я хочу получить чай в ближайшее время, горячим. И жду его, сгорая от нетерпения, в комнате триста восемьдесят девять. Если не разочаруешь меня — получишь еще рубль.
Вообще я, конечно, переплачивал, в той же «Ижоре-Обжоре» лучший китайский чай стоил копеек десять. Но холоп был прав, время сейчас нечайное, так что по всем понятия надо доплачивать за удовольствие.
Поставив холопу задачу, я двинулся к своей комнате.
Коридор был пуст, студенты, если и просыпались, то уже все отвалились назад на боковую. Ну а фигли, два ночи и пять минут на часах. Я уже опаздывал на встречу, назначенную Головиной.
Впрочем, толкнув дверь своей комнаты, где мы и условились встретиться, я никакой Головиной не обнаружил.
Тем не менее, в нашей с Шамановым комнате витал тонкий аромат женского парфюма, в этом запахе было что-то хвойное и цветочное одновременно. Девушка в комнате была, хоть и не Головина.
Графиня Дю Нор сидела на моей кровати, закинув ногу на ногу.
