и кожа были испачканы в чужой крови, она вытирала слезы и испуганно вздрагивала.
Отмыв Еву и уложив в постель, Мастер запер окно на ставни и повесил замок. Перед уходом дал ей снотворное и сказал, что придет завтра вечером. Ева обессилено лежала в постели, пока не заснула.
Уже несколько часов никто не ударяет по моим нервам разрядом. Я слышал какие-то приготовления в операционной, и чувствовал, что это будет последняя операция в моей жизни. Он хочет разрезать мой мозг на тысячи тонких пластинок, чтобы рассмотреть все как можно точнее.
Нельзя сдаваться. Я все еще жив. Но кто есть я? Что от меня осталось?
Неважно. Я обязан выбраться, пока еще жив. Чего бы мне это ни стоило.
Тадеуш развязал ремни, все пропитанные в моей крови, чтобы перевернуть меня. Я жадно вдыхал воздух, мои клыки не переставая ныли и просили утолить голод. Когда Тадеуш склонился надо мной, я поднялся и впился зубами в его горло. Он был готов к такому, поэтому держал в свободной руке шприц, чтобы вколоть мне. Я сломал ему шею раньше, чем он смог влить в меня инъекцию.
Напрасно он продолжал меня недооценивать. Теперь уже точно не выживет.
От вкуса крови Тадеуша стало отвратно. Я позволил его телу упасть на пол и истекать кровью. Смог сесть, снял повязку с глаз, прислонив голову к плечу, и посмотрел на свое тело.
Зажав в зубах ключ, я повернул его и прислонился головой к двери.
— Мастер? — Донесся голос по ту сторону. Ева подошла к двери, не торопясь открывать. — Хозяин…?
Я не отвечал. Ева села на пол и заплакала.
— Как я рада, что Вы живы. Что Вы пришли за мной снова. Спасибо, Хозяин, что не забыли про меня.
Ева слышала за дверью по моему тяжелому дыханию, что я все еще был там. Она приоткрыла дверь и неловко опустила глаза на меня. Ее лицо исказилось от боли.
Все, что она могла увидеть, это меня, выглядящего как труп, сидящим в кресле и накинутом старом тряпье. Она еще не понимает, что перед ней сидит человек без конечностей. Но даже так она не сдерживается и плачет.
Когда Ева поняла, что я не могу ничего делать руками, то сказала, что будет делать все за меня. Она не выглядела потерянной или так, словно ей было неприятно находиться вместе со мной. Первое время я не позволял ей прикасаться к себе и не снимал с себя это старое разорванное тряпье, которое скрывало под собой остатки моего тела.
Но потом мои раны начали болеть от воспалений, и я просто закричал, однажды не выдержав столько терпеть.
— Господин, все эти дни вы помогали сами себе, — сказала Ева, когда увидела, что я скрывал. — Вы очень храбры и сильны. Но если позволите, я тоже хочу Вам помочь.
Она перевязала мне все раны и принесла лекарства. Она не отходила от меня ни на минуту. Переодевала, помогала принять ванну, спала рядом со мной. Сначала я не хотел ничьей помощи, решив полагаться только на себя, но не смог ей отказать. Я не произнес ни слова с того момента, как проснулся в этом теле.
Ева каждый день улыбалась и смотрела на меня с еще большей теплотой, чем прежде. Она ухаживала за мной как за маленьким ребенком. Вместо слов я мог лишь кричать от боли и тогда она сразу давала мне лекарства и все превращалось в горько-сладкий сон.
Изо дня в день она много говорила, словно за нас двоих, готовила вкусную еду и довольно неловко пыталась скрыть смущение. Она не сразу привыкла ко мне, но по мере необходимости ей пришлось взять на свои плечи полностью заботу обо мне. Она стала моими руками и ногами. Стала для меня моей мамой.
Я гадал, поменялось ли ее отношение ко мне. Несомненно, она стала меньше меня стесняться и стала гораздо более мягкой и чуткой. Словно повзрослела лет так на десять. Но продолжала ли она видеть за этим изуродованным телом меня, или же относилась теперь так, словно я больше не живой человек?
Ева не обращала внимания на мое плохое настроение, но не игнорировала полностью, просто становясь в такие моменты немного тише. Может, она просто не знала, какими словами можно попробовать меня утешить.
За все время я ни разу не хотел закрыться в одиночестве и пострадать. Я понимал, что кроме меня Еве тоже нелегко справляться со всем самой.
Я опустил голову к столу и подбородком придвинул листок бумаги. Ева взяла его и молча прочитала.
— Вы хотите, чтобы я позвонила этому человеку?
Я кивнул.
Ева подошла к телефону и набрала номер.
Когда ей ответили, она замерла и посмотрела на меня застывшим глазами.
— Алло. Да, я Вас слушаю. Здравствуйте, могу я услышать господина Харона?
Ева внимательно слушала, что ей говорили и записывала на листок. Закончив разговор, она виновато протянула листок мне, показывая написанное.
— Простите, Хозяин…
Она просила прощение за то, что Харон уволился из фирмы по изготовлению протезов и никто не может сказать, как с ним связаться.
Ева это так не оставила и стала искать информацию о Хароне. Она отыскала записную книгу с номерами и стала обзванивать справочные. Я думал о том, что мне делать в случае, если навсегда придется остаться с таким телом, как Ева заканчивает выписывать номера телефонов и идет по ним звонить.
— Простите, Вы не подскажите, как мне найти господина Харона? Что? Я ищу его по просьбе моего Господина. Спасибо за информацию.
Ева положила трубку и озадаченно посмотрела на меня.
— Я нашла номер телефона его бывшей жены. Она сказала, что господин Харон живет в затворничестве в городе… Вот, я здесь написала. У него нет телефона.
Я посмотрел внимательно на Еву. Так долго и неотрывно я не смотрел на нее прежде, поэтому это ее смутило, и она покраснела.
— Господин, не смотрите на меня так долго, это смущает Еву…
Я указал ей на листок. Кивнул на Еву, затем на листок.
— Вы хотите, чтобы я поехала туда?
Я кивнул. Ева некоторое время думала, затем нахмурилась.
— Но как же Вы? Кто позаботится о Вас?
Я указал на самого себя.
Ева невольно улыбнулась.
— Хорошо, Господин. Я понимаю, как Вам тяжело жить в теперешнем состоянии. Поэтому поеду туда прямо сейчас и привезу Вам этого господина Харона. Чего бы мне это ни стоило.
Мне захотелось прикоснуться к ней. Погладить по голове
