— А это такая облава, — кривя губы, сказал Леверлин. — Чрезвычайное положение — то ли по этой провинции, то ли по всему королевству. Никто отныне не имеет права покидать городов и сел, где в данный момент находится. А те, кого застало в пути, — их по прибытии надлежит на всякий случай задерживать. Пока не выяснится точно, кого именно ищут. Словом, замереть всем, кроме беглеца. И погони, понятное дело. Вообще-то мы успели проскочить в город, но кто его знает… Последний раз шаррим объявляли… — он покосился на Делию, вдруг опустившую глаза, — когда некий государственный муж хотел задержать беглецов…
— Я с этой пакостью сталкивался пять лет назад, когда служил в Харлане и Мораг ловила заговорщиков, — хмуро сообщил Шедарис. — Вот не думал, что ради меня…
— Значит, нам отсюда не выйти? — спросил Сварог. — Из города, я имею в виду?
— Только с боем, — пожал плечами Леверлин. — Теперь на всех дорогах появятся кордоны…
— Не обязательно, — возразил Шедарис. — Если это полное «замри», передвигаться будет только погоня…
— Не легче, — сказал Леверлин. — Мы все еще без коней. И покупать их теперь — привлечь внимание…
— Ну и что? — безмятежно спросила Мара. — Если ближайший гарнизон в полусотне лиг? Городишко этот наша компания при нужде положит к ногам за пять минут.
— Почему бы и нет? — оживился Леверлин. — Габеларов здесь человек десять, это даже не смешно. С нашим бравым командиром, его жутким топором, пулеметом и всеми нами, скромно скажу, не лишенными известной удали, одолеть такое воинство удастся вмиг. Пошарив по конюшням, найдем потребное число лошадок. Можно даже оставить расписку. А там видно будет.
— Мой любимый лозунг… — проворчал Сварог. — Ладно, подождем пока захватывать города. Диспозиция следующая: Леверлин направляется к выходу из города, тетка Чари — к другому, там они беспечно прогуливаются, высматривая, не покажется ли какая погоня. Шедарис с Паколетом, поодиночке, столь же беспечно мотаются по городу, высматривая конюшни, дислокацию габеларов и все прочее, представляющее интерес. Я иду на разведку в ратушу. Остальные сидят здесь. Бони, кончал бы ты жрать.
— Это я от волнения, — сказал Бони, торопливо откладывая толстенную донольскую колбасу.
— Если кто-то попытается вас здесь взять, не стесняйся, хватайтесь за пулемет. И если здесь начнется стрельба, все остальные бросают текущие дела и сбегаются сюда. Ну, расходимся.
Он выходил последним. Мара догнала его в дверях и просительно взяла за локоть.
— Отставить, — тихо сказал Сварог. — Кошка, я верю, что ты и в одиночку можешь завоевать этот город, но такие подвиги пока что не нужны. Береги Делию. Главное, береги Делию. И приглядывай за нашим новым другом.
Он захлопнул за собой тяжелую дверь. В общей зале маялся хозяин. Завидев Сварога, охнул:
— Что же это творится, ваша милость?
— Да ерунда все, — отмахнулся Сварог и вышел.
Пересек площадь, огибая свиней, вошел в ратушу, отчего-то пропахшую запахом прогорклого лука, наугад распахнул несколько дверей, натыкаясь то на писцов, с праздно-обалделым видом восседавших за рассохшимися столами, то на дорожную пошлину, по милому провинциальному обычаю взятую натурой и сваленную кучами — мешки и мешочки, бутыли с вином, локти материи, живой спутанный баран, печально взиравший на Сварога снизу вверх умными старческими очами. Наконец в одной из комнат, богаче остальных обставленной, Сварог обнаружил унылого толстяка с медальоном бургомистра на шее, серебряной чернильницей на золотом поясе и золотыми перстнями на пальцах. В перстнях поблескивали драгоценные камни — дворянин, из ронинов, вероятнее всего.
Бургомистр восседал за пустым столом, обтянутым зеленым суконом, запятнанным вином и жиром. Под воротник была воткнута несвежая салфетка, а короткая рука сжимала надкушенный малосольный огурчик. Правда, к витающему по кабинету запаху малосольного огурчика примешивался еще один подозрительный аромат — водки домашнего изготовления. Или, как говорили там, откуда родом Сварог, — самогона. Впрочем, опорожненного стакана или заменяющей его емкости в поле зрения не наблюдалось.
Свидетели заметания следов преступления — Конгер Ужасный и еще какой-то сухопарый тип на портретах — морщились то ли от стыда за своего представителя, то ли от запаха самогона, то ли такими скукоженными их изобразил местный маляр.
Сварог продвинул ногой кресло, сел, развалился и начал капризно-нагло:
— Это что же у вас такое творится, если барона, вдобавок вольного ярла, вдруг задерживают в этакой дыре и заявляют, что он, видите ли, эту дыру покидать не вправе? Со мной же отряд, и не такое видавший, я ж ваш городишко запалю с восьми концов и отвечать не буду, герцог заступится… Я ж тебя заставлю собственную чернильницу выхлебать…
— Лаур, я вас прекрасно понимаю, — заторопился бургомистр, выставляя напоказ пухленькие пальцы. — Поверьте, уж я-то прекрасно понимаю все чувства дворянина…
Сварог притворялся, будто лишь теперь заметил дворянские перстни:
— Ох, простите, лаур, я уж было хотел обойтись с вами, как с быдлом… Но, право, неприятно чертовски. У меня любовница, само очарование, не виделись две недели, я истосковался, лечу на крыльях любви, и вдруг…
— Шаррим, — развел руками бургомистр. — Монаршья воля, барон.
— Да, конечно, — сказал Сварог угрюмо. — Но вы бы видели ее стан, ноги. Я схожу с ума — соперники, долгое отсутствие… Худшие подозрения в измученной душе, теперь еще и задержка… Ну что там стряслось?
— Сам теряюсь, — бургомистр аж трижды развел руками. — Как гром с ясного неба! Таш лежал у меня дома, я его с собой не таскаю — провинция, знаете ли, вызовы редки, а самому докладывать нечего. И вдруг он начинает пищать, домоправительницу перепугал до смерти, давненько не слышала этого писка, вызова, не сообразила поначалу. В передней был габелар, сунул его в карман, прискакал ко мне… Его превосходительство губернатор передал королевский приказ: немедленно объявить шаррим. Я, грешным делом, стал уже забывать, что это за шаррим такой, его превосходительство тоже, по-моему, не сразу вспомнил… И — никаких объяснений.
— Вы не расспрашивали? — пронзил Сварог местное руководством взглядом, прикидывая, не повторить ли спич про любовницу, чтоб хоть капельку разговорить увальня.
— Его превосходительство? Ох, лаур, не с моего шестка… Впрочем, было заявлено: объяснения и более точные инструкции воспоследуют. Великие небеса, а у меня осталось шесть габеларов! Да их и была-то дюжина. Четверо уехали по деревням со сборщиком податей, двое с такого похмелья, что под угрозой смертной казни не встанут. Господа гвардейцы тоже, наверное, уже в лежку, на них рассчитывать нечего…
