Китаец приготовил немудреный завтрак, отложил еду в миску и заботливо остудил. Пес посмотрел на темно-бурое месиво и отвернулся, не соизволив даже понюхать.
– Я понимаю, тебе нужно мясо, – вздохнул Дзигоро, – но тогда тебе следовало попасть к другому лекарю. Видишь ли, моя вера запрещает мне проливать кровь не только человека, но и животного. Будда, которому я поклоняюсь, призывает к мирной, добродетельной жизни в равновесии с природой. Мы не употребляем в пищу ни рыбу, ни мясо и довольствуемся плодами и злаками.
Пес презрительно фыркнул. Это было так по-человечески, что Дзигоро невольно рассмеялся.
– Тебе это не интересно. Понимаю. Но, видишь ли, в неизъяснимой мудрости своей, Будда запретил своим последователям силой тащить всякую тварь на путь добродетели. И поэтому, как только ты поправишься – я отпущу тебя на все четыре стороны. Ты сможешь охотиться, сколько твоей душе угодно, но только не здесь. Вблизи пещеры звери ручные, они не ждут от человека беды. Поэтому я отведу тебя поближе к Хорасану. Или куда-нибудь в другое место.
Собака смотрела на Дзигоро внимательно, словно понимала каждое слово. Китаец почувствовал беспокойство. Оно было вроде бы беспричинным, но Дзигоро был достаточно мудр, чтобы знать, что ничто в этом мире не происходит без причины. Он почувствовал неладное еще вчера, но отнес насчет Черной башни, в тень которой он так неосмотрительно забрел. А сегодня, когда встречал солнце, с новой силой ощутил странную тяжесть или, скорее, тревогу. Это не была тревога за жизнь собаки. Это было нечто чуждое спокойствию и гармонии, которые установились в его жилище. Нечто, похожее на угрозу, высказанную вполголоса.
– Очень странно, – пробормотал Дзигоро, – но меня не покидает мысль, что где-то я тебя уже видел. Этого, конечно, не может быть. Я вообще не понимаю, откуда ты взялся. Я думал, что последние псы твоей породы вымерли столетия назад. Но мне почему-то кажется, что я уже где-то видел твои серо-зеленые глаза. И, определенно, расстались мы не слишком дружески. Что это? Может быть, я начинаю сходить с ума?
Пес зевнул, глядя на Дзигоро без интереса. Все его рассуждения навевали скуку, а от миски с тушеными овощами воротило, но в целом здесь было неплохо – сухо, уютно, спокойно. Боль в ранах затихла, но слабость осталась, и Йонард решил не думать о своем до тех пор, пока не окрепнет. А потом все решится само собой. Такому великому магу, который за одну ночь перенес его по воздуху от Черной башни до своей пещеры, конечно, ничего не стоит расколдовать его обратно в человека. Когда он окрепнет, он найдет способ растолковать китайцу, кто он такой, тем более что маленький человек далеко не глуп. А потом он пойдет искать Керама.
Йонард и сам не терпел излишней роскоши, считая, что она разнеживает тело и превращает воина в евнуха или женщину. В пещере Дзигоро ему понравилось: очаг, топчан, покрытый мешком с душистой травой, стол, низкая скамья, пара мисок, несколько горшочков. Вертела, чтобы жарить мясо, Йонард не приметил и в первую минуту удивился, но потом речь китайца объяснила ему эту странность. Если бы мог, Йонард пожал бы плечами, но он не мог и только фыркнул. Получилось это достаточно ехидно. Во всяком случае, Дзигоро понял и от души посмеялся.
Внезапно Йонард почувствовал, что куда-то проваливается. Темное, жестокое и беспощадное «нечто» захватило его своими щупальцами и потянуло вниз. Он почувствовал, что сознание гаснет, и последним усилием воли воззвал к китайцу: «Дзигоро, помоги мне!». Но его глотка издала лишь истошный собачий вой.
Дзигоро чуть не погиб. Огромный пес, только что мирно и безучастно дремавший у очага, неожиданно взвыл, как потерянная душа. А потом льдистые глаза вспыхнули яростным белым пламенем безумия, и пес метнулся к нему, целя своими страшными челюстями в горло. Только годы ежедневных тренировок позволили китайцу отскочить, принять боевую стойку и отразить натиск взбесившегося пса, воздвигнув меж ним и собой стену синего пламени. Пес ударился об нее, взвыл, словно пламя и впрямь опалило ему шкуру, заскреб лапами и припал к земле, намереваясь поднырнуть и, обрушившись на Дзигоро всей своей тяжестью, подмять его под себя. Лучшая оборона это нападение. Учитель за такую мысль заставил бы Дзигоро стоять полдня в позе «танцующая обезьяна» и держать на голове и колене полные плошки воды. Но учитель был далеко. Синее пламя обратилось в клинок и ударило пса. Он взвыл и покатился по полу. Боль, которую испытывала бедная бессловесная тварь, была нестерпимой. Дзигоро забыл, что едва не погиб, забыл, что пес взбесился, забыл, что только что защищался. Он кинулся на колени, обеими ладонями сдавил голову пса и вцепился своим темным властным взглядом в его бешеные глаза. Что-то знакомое коснулось его. Знакомое, грязное и противное. Что-то тянулось к нему сквозь серо-зеленые глаза собаки, пытаясь схватить за горло и придушить. Дзигоро понял, что борется не с собакой. Он борется за собаку. За это сильное тело, в которое, пользуясь временной слабостью, вошла чужая воля.
* * *
«Кто ты такой? Или что ты такое? Когда-то я знал тебя. Ты слишком легко впадаешь в ярость и поддаешься опьянению боем. Это – твое слабое место. Уж его-то я ни с кем не спутаю. Говорят, что путь змеи на камне непостижим для мудрецов. Я не мудрец, но я различу след на камне, если он оставлен Сетхом. Кто же ты такой, пес?»
Дзигоро гладил обессиленную тварь, мысленно прося прощения за то, что ударил слишком сильно. Пес дремал, положив огромную голову ему на колени. А китаец думал, что набрел на загадку, которую ему не разгадать. И, пожалуй, это вообще никому не под силу, кроме его старого Учителя. А значит – его снова ждет дорога. В княжество Тай-Цзон. Как только окрепнет этот пес, который не пес. А до тех пор придется спать вполглаза, потому что хозяин Черной башни вряд ли ограничится одной неудачной попыткой.
– Успокойся, – Дзигоро ласково потрепал пса по массивному загривку, – я не дам тебя в обиду.
Йонард-собака спал, и ему снились человечьи сны… Раны затягивались удивительно быстро. На второй день Йонард уже смог встать и подойти к миске, но заставить себя проглотить то, что приготовил Дзигоро, он все-таки не смог. Пес вздохнул совсем по-человечески и плюхнулся на подстилку у очага.
Дзигоро беспечно перепрыгивал с камня на камень, поддерживая корзину с лечебными снадобьями, когда прямо перед ним возник воплощенный кошмар. Меж камней, опираясь на длинный хвост, покачивался питон. Это был самый настоящий питон, Дзигоро мог бы поклясться, но длинное тело его заканчивалось мохнатой обезьяньей мордой. В сомнении китаец отступил назад, споткнулся и едва не сел на плоский камень, где пристроилось еще одно невероятное создание. Большая крыса на волосатых паучьих ножках. Из пасти зверька торчало длинное белое жало, и, судя по всему, гибрид умел им пользоваться. Дзигоро не стал щипать себя за руки. Тревожная струна звенела в нем с того дня, когда китаец отбил у гиен раненую собаку. Гармония в природе оказалась нарушена. Чаши весов склонились в сторону зла, ибо созданием Света этот кошмар быть явно не мог.
