контузии говорил Гача, пожилой худощавый воин, - Он же тупит, мля-нна, р-реально! Хрен с ним, ска, с-сам с-сдохнет, так ещё и подстрелит кого своего. П-пусть, мля-нна, к такелажникам валит!
- Гача, ты чё?! Там впахивать надо, а он лодырь, - не соглашался Бахарь. - Да и думать там надо. Не много, но надо. В штурма пусть идёт. Открывашкой поработает, может поумнеет. Если, конечно, не задвухсотится сразу же.
- Так он же не хочет в штурма? - заржал еще один воин, чей позывной я всё время забывал, - На это у него ума хватает.
- Да кто ж его спрашивать-то будет? “Есть контракт, жетон и боевые товарищи”. А не хочет - заставим! Ну или если по хорошему не поймёт, обнулим. Делов то, - решил до этого молча куривший и слушавший прения Акула.
На этом судьба бестолкового первохода была решена, как у окурка, кинутого Акулой в прогорающий костёр. И разговор плавно перетёк на постройку бани и туалетов.
А ещё через несколько дней я отправился к госпиталю, едва передвигая ноги после долгого дня на полигоне, где инструкторы под занавес интенсива вызверились на нас по полной. Акула неожиданно дал мне увольнительную, аж до следующего утра. Невиданная щедрость. Я тут же забыл об усталости, на радостях даже помыться смог за минут пять ледяной водой из колодца, потом в микросекунду переоделся в относительно чистый комок. Сунул с собой в маленький штурмовой рюкзак кулёк с шоколадом, который выменял у одного из бойцов-первоходов за пижонские тактические перчатки без пальцев. Перчатки эти, в свою очередь, я выменял на три шеврона с надписью “войска Боба Марли” под вышитым листочком конопли. А шевроны эти я банально отжал ещё в начале интенсива у одного придурка, который не следил за языком и наговорил много лишнего. Кстати, интенсив он не прошел, неожиданно сломав себе ножку. Правда, тут история мутная, может, и не сам сломал, а помогли, когда этот придурок снова не уследил за своим языком. Хотя он и клялся, что всё-таки сам. Споткнулся и упал. Такова жизнь - один не следит за языком и ломает ногу, а второй идёт к девчатам с кульком шоколадок за счёт первого.
- Лось, подожди, - услышал я сзади, когда уже почти добрался до госпиталя. - Братец, ты в госпиталь?
- Ага, - ответил я догоняющему меня Джюсу. - А ты чё? Тоже, что ли?
- Да. Наш эскулап за пилюлями уехал, второй день его нет, а мне бы курс лечения закончить.
- Заболел, что ли?
- Да как сказать... были контузии, прокапаться надо. Ну и витаминчики проколоть, ещё несколько дней. А то голова болит, почему-то с одной стороны, - он поморщился и потёр голову с левой стороны. - А то скоро снова работать снова начнём, хотелось бы получше себя чувствовать.
- И к кому ты там в госпиталь?
- Да не знаю ещё... Ты ж вроде там знаешь кого-то, ну врача эту, ну... брюнетку. Невысокая такая, - Джюс изобразил руками гитару, - Спроси, к кому обратиться. Или сама... Там делов то, капельницу поставить...
- Говно вопрос, братан, организуем, - уверенно ответил я. Маринка точно поможет, за ней не заржавеет. Да и Алёнка всё то же самое может сделать. И тут же возникла идея. Я остановился, подозрительно уставился в честные голубые глаза Джюса и спросил:
- Надеюсь, ты не с пустыми руками, как лох, к докторше прёшься? Презентик там, гостинец взял? Для положительного решения твоего очень сложного вопроса?
- Обижаешь, братуха, - честные глаза Джюса стали ещё честнее. - И конфеты, и коньяк, всё как надо.
- Красава! - хмыкнул я, поняв нехитрый манёвр старого бойца. - Ну лады, лады, пойдём лечить твою голову. Кстати, докторша эта ещё и клизму может поставить. Семиведёрную, - вспомнилось мне, и я хохотнул. Настроение внезапно стало почти праздничным.
- Мне - капельницу, а клизму, если мне не изменяет память, она обещала поставить тебе! - тоже улыбнулся Джюс.
Джюс, в миру именуемый Владимир, он же Володя, Вовчик или для молодых дядя Вова, был из старых опытных сотрудников, служивший в Корпусе ещё с его основания. Как он попал в наёмники мало кто знает, мне самому он как-то обмолвился, не вдаваясь в подробности, что после гибели жены и сына в аварии пошел в Корпус искать смерть. Но, как это иногда бывает, на самом краю гибели в каком-то крутом замесе, жить ему всё-таки захотелось. Да и компанию он себе нашел - таких-же неприкаянных одиноких бродяг, каким и сам стал. От тех старых боевых товарищей уже почти никого не осталось, он один ещё топчет своими берцами дороги войн и конфликтов. Так что Корпус стал для него и домом, и семьёй, а война - и бизнесом, и образом жизни. Как говорили бойцы, он давно бы мог уже быть командиром штурмового отряда, но всегда отказывался от повышения. Карьера ему была совершенно не интересна. От всех предложений стать командиром хоть в каком-нибудь подразделении он отказывался наотрез, мотивируя это нежеланием отвечать за кого-нибудь кроме себя.
Пару раз чуть не угодив под “мотолыгу”, запылившись от проехавшей мимо нас колонны КамАЗов, и поматерившись на снующих рядом попрошаек, мы наконец добрались до госпиталя. Я разыскал Маринку, после обнимашек выслушал, какой я осёл, что наплевал на их беспокойство и ни разу о себе не дал знать за три недели, и тут же порешал с ней о капельнице для Джюса. За отросшую бороду, кстати, тоже получил нагоняй и обещание, что если сам не побреюсь, она меня лично побреет зажигалкой. Пока Владимир лежал на кушетке и балдел с иголкой в вене, мы с Алёной, которая, как мне показалось, обрадовалась встрече, по-быстрому собрали в вагончике на стол всё, чем были богаты.
Немного поговорили. Алёнка рассказала, что в связи со спадом боевой работы и после эвакуации болезных дальше в тыл, работы стало меньше. И этим вечером и она, и Маринка скорее всего свободны.
Так что уже к вечеру мы всей честной компанией сели за маленький столик в вагончике. Вздохнул от вида колбасного фарша и разогретой рисовой каши из сухпайка, галет и паштета. Хотя были и рыбные консервы, и сырокопчёная колбаса. Джюс достал коробку конфет, коньячок, а я кулёк подтаявших шоколадок, который смотрелся, прямо скажем, весьма слабенько по сравнению с презентами старого бойца.
