Третья гитара вызвала у меня острый приступ безудержной ностальгии по «безвозвратно ушедшей юности».
«Не хуже, чем «Gibson», гитара «Урал». Ударил врага — и враг наповал! Ничего нет лучше, если надо забить гвоздь. Еще один удар — и стена насквозь!» — споёт через несколько лет Володя Шахрин из «Чайфа» про неувядаемую советскую классику — «Урал 650».
Легендарный неубиваемый инструмент с оригинальным звучанием и внешним видом. Если таким оснастить наши музыкальные войска, перед ними никакие американские «котики» не устоят. Бо́шки будут проламывать вместе с касками, а после на развалинах Пентагона как ни в чём не бывало сыграют Тухмановский «День победы» с тремоло и реверберацией…
— Вадим. Игорь, — представил Долинцев клавишника и басиста.
Я поздоровался с обоими и попробовал угадать:
— Вам нужна третья гитара?
— Ну, — замялся Матвей. — Не так, чтоб совсем уж, но, в принципе, не помешает.
Я засмеялся.
— Ладно. Я понял. У вас своя свадьба, у нас своя. Но вам нужен репертуар.
— Да нет. Ты всё не так понял, — ещё больше смутился Долинцев. — Мы просто хотим, чтобы кто-нибудь посмотрел, что мы неправильно делаем…
Ну что ж, слова не мальчика, но мужа. Не каждый признается в том, что ещё не готов стать кумиром для миллионов.
— Ну и потом, нам сказали: для выступления на концерте надо, чтобы там были не только студенты.
— Вообще или в вашей команде? — уточнил я на всякий случай.
— Без разницы, — пожал плечами Матвей.
— Сколько вам разрешили спеть? Какие условия?
— Не больше четырёх песен. Одна обязательно должна быть про комсомол, ещё одна — про железную дорогу.
Я мысленно потёр руки. Паззл в голове уже начинал потихоньку складываться.
— Отлично. Тогда давай сделаем так. Вы уже что-нибудь репетировали?
Долинцев кивнул.
— Хорошо. Тогда играйте и пойте, а я пока посижу, послушаю. Ага?
— Согласен. Только девчонок дождёмся.
Девчонки появились минут через десять. Первой пришла Аурелия, за ней Света и Жанна.
Увидев меня, моя бывшая-будущая прямо-таки просияла, и не заметить это мог только слепой.
— Как съездил? — тихо спросила она, сев рядом и взяв меня под руку.
— Ничего интересного. Даже ничего посмотреть не успел. Целый день дождь шёл.
Говорить ей о своих дурацких видениях я не стал бы ни под каким соусом. А, если честно, не очень-то и хотелось. Время, оно, как известно, излечивает от любых глупостей…
За сорок минут парни сыграли и спели одиннадцать песен.
— Ну что? Как? — поинтересовался Матвей, отведя в сторону фонящий от избыточных «электронных полей» микрофон.
— Третья — нормально. Для «комсомольской» сойдёт. Только с ней надо будет чуток поработать. А что касается «железнодорожных»…
Я встал, подошёл к забытому всеми отечественному «Уралу», надел инструмент на плечо и тронул за струны, проверяя звучание.
Вроде не дребезжит. Вот только тяжёлый, зараза…
Чего не хватало ребятам, я уже понял. Хороший концерт — это не просто ля-ля под музыку. Хороший концерт — это то, что нравится гражданам. А гражданам нравится шоу. И мы им его предоставим…
В тот день мы закончили репетировать в одиннадцать вечера, а во вторник репетиция, увы, сорвалась. Нас с Лебедевым отправили в очередную командировку. Опять в бригаде спецпоезда со второй выправочно-подбивочной машиной ВПР-1200, проходившей опытную эксплуатацию на нашей дистанции.
Только на этот раз мы сопровождаем её не в Ленинград, а в Свердловск.
До столицы Урала путь, как известно, неблизкий.
В три раза дальше, чем от Москвы до города на Неве. Ночь — день — ночь.
Завтра утром приедем. А пока — трясёмся в вагоне-лаборатории, смотрим в окно, и у нас снова, как и неделю назад:
Стучат колёса где-то, стучат колёса где-то.
Стучат колёса где-то, простились мы с тобой…
Четверг. 2 декабря 1982 г.
В Свердловск мы прибыли утром, в 10:30 по местному времени. Конечным пунктом для поезда стала сортировочная горка недалеко от вокзала. Как и в Питере, сперва от состава отцепили тепловоз, потом выправочную машину, а следом укатился в отстойник и наш вагон. Правда, в отличие от Ленинграда, на Урале нам пинать балду не позволили. Всех, включая меня и Сашку, потащили в ТЧ и заставили писать отзывы о работе ВПР-1200 на нашей дистанции. А что, блин, писать, если я, например, эту машину впервые увидел только неделю назад, а о том, как она работает, вообще, ни ухом, ни рылом?
Выход нашёл возглавляющий нашу бригаду инженер-движенец. Он просто раздал каждому по паре листков из отчета об испытаниях и опытной эксплуатации, и мы начали их переписывать, вставляя между абзацами разную отсебятину. Типа, «лично участвовал в выправке», «контролировал усилия на клеммных болтах», «проверял подбивку балласта» или «производил измерения уклонов и качество рихтовки путей»… Ну, а что ещё оставалось делать? Не признаваться же, что половину бригады собирали по принципу «кого не жалко, того и пошлём». Бюрократия — дама капризная. Пустыми бумажками от неё не отбрешешься.
Уроки «чистописания» закончились в половину второго. На улице к этому времени похолодало до минус тридцати, ещё и снежок пошёл. Конечно, живя до семнадцати лет на севере, я и не такие морозы видал, у нас частенько бывало и за пятьдесят, а за сорок так и вообще, чуть ли не ползимы, но, как говорится, не мёрзнет не тот, кто привык, а тот, кто оделся.
Мы с Сашкой в эту поездку оделись явно не по сезону.
Хорошо хоть, вагон-лаборатория был оборудован не только приборами, но и средствами индивидуальной защиты его обитателей, куда, помимо резиновых бот и противогазов, входили также шапки-ушанки, меховые бушлаты и валенки. Так что после сытного обеда в деповской столовой (а кормили там, кстати, не хуже, чем на «Подмосковной») мы экипировались в полном соответствии с местной погодой.
Вылазку в город нам разрешили. Но возвратиться требовалось, как и в Питере, не позднее 17:00. Иначе вагон нам придётся искать по всей станции, а куда, к какому составу его прицепят — этого пока не знали даже в диспетчерской.
С территории железной дороги мы выходили «как тати», через дырку в заборе. Она располагалась прямо напротив отстойника. Этим путём пользовались все местные. «Экономия» составляла около четверти часа. Привычное дело. На любом предприятии такое, как правило, сплошь и рядом, и об этом известно всем, включая охрану и руководство. Левые выходы и лазейки постоянно грозятся закрыть, но руки до этого почему-то никогда не доходят…
За забором, параллельно путям, шла улица Стрелочников. Название, по слухам, произошло от того, что здесь с давних времен селились путевые рабочие. До привокзальной площади отсюда было идти минут десять. Около получаса мы с Сашкой бродили по окрестностям, а потом он сказал, что хочет съездить на Свердловскую киностудию, потому что там работает какой-то его знакомый по переписке.
В эту поездку Лебедев взял кинокамеру. Оказалось, что помимо игры на ударных он увлекался кинематографией и регулярно что-то снимал. Конечно, не на профессиональном уровне, но как любитель он, по его же словам, много чего умел, и этим умением было бы грех не воспользоваться. Всю дорогу от Москвы до Свердловска я заставлял его выходить в задний тамбур и снимать улетающие вдаль рельсы и шпалы. Для предстоящего шоу это могло пригодиться…
Студия, как сказал Сашка, находилась в центре города и, хотя он предлагал поехать туда вместе, от предложения я отказался. Уговаривать меня приятель не стал. Сел на автобус и укатил в центр. Я же двинулся в обратную сторону. За пазухой лежал песенник. Новое послание от Синицына обнаружилось в нём буквально перед самым отъездом, поэтому перечесть его заново и без «свидетелей» показалось идеей заманчивой.
Задумавшись, я шёл вдоль железки.
