тебя.
Отпускает она его руки, отходя в сторону, запрокидывает голову и смотрит на ногу Радомира, затем на силки, и скользит взглядом по веревке, пытаясь найти, куда именно она ведет. Нужно найти место, где ловушка закреплена, чтобы освободить ведуна из ее плена. Ножа ни у нее, ни у Радомира нет – он оставил тот, что у них был, в своих старых сапогах в доме Мойры, поэтому единственный способ, который им доступен, – это развязать веревку. Вглядываясь в темноту, стараясь не упустить темную веревку, начинает она идти в сторону, слыша за собой взволнованный голос Радомира:
– Куда ты идешь?
– Хочу найти, где силки закрепили, чтобы снять тебя оттуда. Будь тише и жди меня.
Кажется, говорит он что-то еще – судя по всему, передразнивает последние ее слова, – но делает это так тихо, что Ренэйст не удается ничего расслышать. Она фыркает недовольно, глянув на него, после чего снова запрокидывает голову. Приходится протиснуться сквозь заледенелые кусты, и вскоре слышится ей тихий звон колокольчиков. Те привязаны к колышку совсем недалеко от ловушки, на котором держится сама веревка, перекинутая через одну из веток. Та еще даже льдом покрыться не успела, а это значит, что силки совсем недавно здесь установили.
Не может это не радовать. Безусловно, тревожит то, что могут встретиться они с недругом, но придется рискнуть. Своими силами добраться до Звездного Холма будет тяжело. Ренэйст всегда посещала его не одна, да и по уже знакомым всем тропам, а не бежала напролом через лес, ступив на берег за множество лиг до самого поселения. Но, если в ком и может Ренэйст быть уверена, так это в Олафе ярле и его сыновьях. Сам ярл – побратим отца ее и против него не пойдет, в то время как младший из шести сыновей правителя этих краев резал запястья с ней, и из любви к брату ни один из старших Ньяла ей не навредит.
Ей так сильно хочется верить, что все будет именно так.
Собирается было крикнуть Ренэйст, что нашла ловушку, чтобы немного успокоить взволнованного Радомира, но промолчать решает. Если силки эти вовсе не охотникам Звездного Холма принадлежат, то не стоит привлекать к себе лишнее внимание. Опустившись в снег на одно колено, непослушными пальцами пытается она развязать узел, затянутый так крепко, что справиться с ним оказывается не так-то просто. С ножом куда быстрее дело пошло бы, но тут своими силами обходиться приходится. Бормочет Белолунная проклятия себе под нос, ворчит недовольно, дергая сильнее, от чего звон колокольчиков звонче становится, и узел уже почти поддается ей, когда ощущает она прикосновение холодного металла к своей шее. Замерев, Ренэйст хмурится, скосив взгляд вниз, и замечает острие меча чуть ниже своего подбородка.
– Это не твои силки, – слышит она позади себя женский голос, – и не тебе забирать добычу.
Слышала она уже голос этот, очень много раз слышала. Все смотрит она на меч, приставленный к глотке, пытается вспомнить, кому этот голос принадлежит. И когда понимает, то все внутри нее леденеет куда сильнее, чем лес вокруг них.
Этого не может быть. Нет. Никаким образом это не могло произойти. Медленно разжимает она пальцы, оставляя в покое несчастный узел, и, чуть повернув голову, стараясь разглядеть женщину через плечо, Ренэйст спрашивает осипшим голосом:
– Хейд?
Исгерд ярл никаким образом не могла так быстро узнать о том, что корабль ее потоплен, нет. Никто из моряков не выжил, всех их поглотила холодная вода, и потому это просто невозможно. К тому же стала бы она отправлять сюда собственную дочь, причем в одиночку? Нет, Исгерд ярл не так проста, и потому это не может быть Хейд.
Что ей делать здесь? Зачем ставить силки на землях Звездного Холма? Бессмыслица, абсолютная бессмыслица, и поэтому отказывается Ренэйст в это верить.
Однако меч медленно убирают от ее шеи, и Белолунная слышит, как стоящая над ней женщина делает шаг назад. Она не говорит ничего, лишь стоит прямо позади нее, наверняка разглядывая пристально, а после спрашивает таким же осипшим голосом, как и у самой Волчицы:
– Ренэйст?
Медленно поднимается Белолунная на ноги, чувствуя, как от волнения колени подкашиваются, и оборачивается, глядя в зеленые глаза перед собой. Царапина на щеке, полученная во время спуска на щите, когда спасались они от тролля, зажила хорошо, оставив тонкий и добрый шрам. Хейд смотрит на нее так, словно бы одного из мертвых богов увидела, и не спешит использовать свой меч против нее. Вместо этого Ворона убирает его в ножны, все рассматривая потемневшее из-за солнечного света лицо Белолунной, и, сделав шаг ближе, качает головой, не веря в то, что видит.
– Сохрани меня Ньерд, это вправду ты?
Плотно сжав губы, Ренэйст смотрит на нее и кивает. Конунгова дочь ничего говорить не хочет, она не верит Хейд после всего, что удалось узнать о ее матери. Так и продолжают они стоять друг напротив друга, каждая мышца в теле северянки напрягается с такой силой, словно бы готовится лопнуть с мгновения на мгновение. Даже если нет у нее оружия, легкой добычей она не станет. До конца будет биться, сделает все, чтобы выжить, и тогда…
Хейд обнимает ее.
И заметить Ренэйст не успевает, как преодолевает Ворона расстояние между ними. Заключает Хейд ее в крепкие объятия, прижимая к себе, и утыкается носом в шею, пряча свое лицо. Кажется Ренэйст, словно бы слышит она, как Хейд всхлипывает, но этого же просто не может быть. Они никогда не были близки, они никогда не были подругами, и сейчас… Разве может подобным образом реагировать дочь Исгерд ярл на их встречу?
Изумленная и растерянная, осторожно кладет Ренэйст ладони на лопатки Вороны, отвечая на неожиданные эти объятия. Хейд продолжает обнимать ее так крепко, словно бы никого роднее нет у нее. На глаза луннорожденной наворачиваются слезы, она чувствует, как застывают те льдинками на ресницах, причиняя боль, и ничего сделать с этим не может. Осторожно отстранившись, Хейд обхватывает ладонями ее лицо, заглядывая в глаза и улыбаясь растерянно:
– Я не понимаю… Я думала, что ты мертва! На самом деле мы все считали, что ты погибла. Как ты здесь оказалась?
– Лучше ты мне ответь. Это мать послала тебя по наши души?
Вопрос заставляет Хейд вздрогнуть и оглянуться в испуге по сторонам, после чего она снова смотрит в глаза Ренэйст. На лице ее столь много эмоций, что и понять тяжело, что именно Ворона испытывает. Но, кажется, радость ее от встречи весьма искренняя. Ренэйст очень хотелось бы верить в то, что Хейд этому рада.
Свой вопрос Ворона задает едва ли не шепотом:
– Исгерд здесь?
Как давно Хейд стала называть ее
