Через четыре часа по трапу торгового парусника «Диана» на борт поднялся коренастый человек средних лет и, обратившись к вахтенному матросу, сказал:
– Как мне поговорить со шкипером? – и был проведен в его каюту. Они довольно быстро обо всем договорились – пришедшего вполне устраивал и типовой контракт, и обычные в таком случае принципы оплаты его труда.
«Труда, – горько подумал про себя шкипер. – Знала бы эта балластина, что такое настоящий матросский труд.
– Мы планируем выйти в море сегодня поздно вечером, с приливом, – сказал он только что принятому в команду офицеру.
– В таком случае, сэр, я потороплюсь ознакомиться с судном, осмотрю баталёрку и камбуз – если вы не возражаете, сэр! – ответил судовой врач. Это было что-то новенькое. Все судовые врачи, которых шкипер до этого встречал в своей жизни, интересовались своей каютой, немедленно шли спать и требовали, чтобы их не забыли позвать в кают-компанию к ужину, для чего требовалось отдать соответствующие распоряжения вестовому.
За час до выхода в море шкиперу довелось вновь пообщаться с новым членом его команды. Он постучался в дверь капитанской каюты и спросил:
– Сэр, разрешите обратиться?
– Что там у вас еще? – спросил шкипер, занятый подготовкой к выходу.
– Сэр, извините за беспокойство, но судно не может выходить в дальний переход с таким провиантом. Солонина никуда не годная, сэр, да и крупы оставляют желать лучшего. Это не говоря о сухарях. Сэр, я специально посмотрел – корабельные крысы не стали их есть, полагаю, что это из-за их низкого качества, сэр!
– Крысы, говорите? – приходя в ярость, пробормотал шкипер. – Одну из них я сейчас вижу перед собой! Послушай, док! Тебя взяли на эту посудину не для того, чтобы ты кормил моих, я подчеркиваю – моих крыс моими сухарями. Тебя взяли сюда даже не для того, чтобы ты кого-то здесь лечил, потому что моряки – народ здоровый, а хлюпикам и хроникам в море места нет. Тебя взяли сюда потому, что этого требуют наши нелепые законы, а я вынужден их соблюдать. Поэтому я рекомендую вам, док, сейчас отправиться к себе в каюту и хорошенько подумать о том, как бы не укачаться в течение ближайшего месяца. Вам все понятно?
– Да, сэр, спасибо, сэр! Разрешите идти, сэр? – ответил судовой врач.
На третьи сутки плавания лекарь, как обычно, зашел на камбуз, чтобы снять пробу – одна из самых интересных обязанностей судового врача с тех пор, как мореплаватели стали брать их с собой в море. Кок, средних лет моряк, действительно знавший свое дело, уже привык к лекарю и не обращал на него внимания. В тот момент, когда он наклонился в свой рундучок за какой-то пряной приправой, лекарь небрежным движением руки провел над котлом с обеденной похлебкой для всей команды и высыпал в кипящую воду пару унций какого-то белого порошка. Кок, ничего не заметивший, выпрямился, достал с полки тарелку и, щедро зачерпнув похлебку из котла, предложил лекарю – угощайтесь, сэр! Лекарь неторопливо присел за стол, деловито взял тарелку и ложку и с видом дегустатора попробовал. Затем он некоторое время, секунд двадцать, задумчиво жевал и причмокивал, поморщился и заключил:
– Похлебка-то у тебя, братец, несвежая какая-то, недоброкачественная. Ты что ж команду тухлятиной-то кормишь?
Кок, знавший свое дело и любивший готовить, страшно оскорбился и даже позволил себе вспылить:
– Не нравится, не кушайте! – Конечно, перед ним был офицер, но, во-первых, медик – тот еще офицер, а во-вторых, здесь вам не военный флот, чтобы знатный кок терпел такие оскорбления.
– Вот именно, голубчик, что не нравится, и запись в журнале я не сделаю, ну и есть, стало быть, тоже не буду, – ответил ему капризный лекарь. Когда через полчаса вахтенный офицер доложил об инциденте шкиперу, тот только отмахнулся – на небе появились серьезные тучи, и ветер стал посильнее – как бы не попасть в шторм. Он вспомнил о нем позже, часа через четыре, когда обнаружил, что у гальюна на его судне выстроилась большая очередь и многие занятые на вахтах матросы маются и норовят улизнуть «на минуточку», причем это распространяется даже на рулевого. Он вызвал к себе лекаря.
– Что происходит на судне, док? – строго спросил шкипер.
– Точно еще не могу сказать, сэр, но в лучшем случае это дизентерия, а в худшем – холера. Я опасаюсь худшего, сэр!
– Какого черта, док! – прорычал шкипер. – Все мои матросы были здоровы!
– Я докладывал вам перед выходом в море, сэр. Все дело в некачественных продуктах. Если мои опасения верны, сэр, мы можем потерять от трети до половины команды. Кстати, о матросах, сэр, – не только матросы. Двое офицеров тоже вызывают у меня серьезные опасения. Будет лучше, если мы вернемся в Зееборг и отправим команду в карантинный госпиталь. Разрешите мне вернуться к исполнению своих обязанностей, сэр?
Шкипер задумался, однако возвращение в порт и последующий карантин означали такое опоздание, за которым неизбежно последовали бы штрафные санкции. Судовладелец ему этого никогда не забудет. И он решил продолжить свой путь.
Он изменил свое мнение на следующий день, когда стало ясно, что треть команды не в силах выйти на верхнюю палубу и управлять парусами, а расход пресной воды увеличился в три раза, что грозило полным исчерпанием ее запасов на неделю раньше возвращения на родину. Ругаясь на чем свет стоит и проклиная всю медицину со всеми ее болезнями, шкипер вызвал штурмана и приказал ему ложиться на обратный курс. Штурман был бледен и сильно осунулся, однако в точности выполнил приказ шкипера. Лекарю было приказано тщательно следить за приготовлением пищи и контролировать ее на всех этапах, что позволило ему без каких-либо трудностей расстаться еще с шестью унциями своего порошка. Болезнь команды угрожающе прогрессировала. Глядя на лица моряков, вернувшихся в Зееборг на восьмой день после неудачного выхода, можно было подумать, что это команда «Летучего Голландца» или какого нибудь другого легендарного корабля-призрака. Все как один были бледны, слабы, по их лицам периодически пробегали непроизвольные судороги, глаза у многих запали, что делало сходство с призраками особенно явным. Обеспокоенный начальник порта, через лоцмана выяснивший суть случившегося, немедленно определил «Диане» место на карантинной пристани, а вся команда была отправлена в госпиталь. Лекарь «Дианы» тоже выглядел не лучшим образом, так как последние четыре дня ничего не ел, однако был признан здоровым и отпущен в город для решения каких-то организационных вопросов.
Вечером того же дня, в одном из относительно приличных трактиров Зееборга он утолял свой голод двойным ужином и разговаривал с двумя людьми, пришедшими в трактир вскоре после него и подсевшими к нему за столик.
