Тут маленькое происшествие прервало его повествование. Припомнив обиду и свои ощущения, испытанные в темнице, Трилле распалился. Голубые глаза его гневно засверкали, а уши запламенели, как флажки на купеческой галере. Размахивая руками и подпрыгивая в седле, он вдруг свалился с лошади и некоторое время лежал на земле без движения, тщетно ожидая помощи от Конана. Но, поскольку тот даже не обернулся, Трилле помог себе сам. Вскочив, догнал свою караковую, запрыгнул на нее и как ни в чем не бывало продолжал рассказ — правда, теперь он старался не шевелиться вовсе.
— Старец долго разглядывал мою физиономию, так долго, что шея моя онемела. Потом встал, собрал в горшок какие-то корешки, коими завешаны были стены его ветхой хижины, залил их водой и повесил над огнем. Пока вода не забулькала, он не сказал мне ни единого слова и не отвечал на мои вопросы. Помешав свое варево, он добавил туда несколько капель того горячительного напитка и велел выпить до дна.
Не скажу, чтоб вкус у этой ослиной мочи был так уж приятен, но я выпил. После этого он снова всмотрелся в мои глаза.
«Ну, мальчик, — молвил он вдруг тихо и как-то печально, — боги наделили тебя странным даром… Нет в жизни твоей ни любви, ни славы, ни золота. Нет покоя, но нет и войны. Ты — Повелитель Змей…» Я сморщился. «Змей? Вот еще! — отказался я от столь сомнительного титула. — Ежели ты, старик, скажешь, что я утерянный в младенчестве сын короля Бубабундии, я, может быть, и запрыгаю от счастья. Но что мне делать со змеями? Я терпеть их не могу, как, впрочем, и всякую другую живность…»
Он выслушал меня с улыбкою. «Что-то не слыхал я о такой стране — Бубабундия…» Я рассердился. «И что с того? Я тоже не слыхал. Не путай меня, старик. Что ты там бормотал о змеях?» Он снова стал серьезен и печален. «Да, мальчик, ты — Повелитель Змей. Таких, как ты, во всем мире трое. Вы никогда не встретитесь, ибо судьбою сие не загадано, да и не нужны такие встречи ни тебе, ни им…» Я опять показал себя неучтивцев и грубо перебил друида: «Нергал их забери, остальных. На кой они мне? Скажи лучше, что мне делать со змеями?» Он пожал костлявыми плечами:
«Пусть подскажет жизнь. Знай одно: в трудный момент ты можешь воспользоваться своим даром, но не спеши продавать его за золото. Любой — запомни это, мальчик, — любой дар теряет силу, если пускать его в продажу…» Вот, пожалуй, и вся история, — неожиданно закончил Трилле. — Друид вывел меня из болот, показал дорогу к Зингаре…
— А дальше? — Конан не любил, когда рассказ кончался так обыденно.
— Там, в Кордаве, зингарской столице, я познакомился в кабаке с одним змееловом, и он, выпив пару бутылей кислятины, поведал мне о видах и повадках змей… Потом выдался случай проверить, правду ли говорил друид…
— Что за случай?
— Да ты ж видел, — улыбнулся Трилле.
— Вздор! — резко бросил Конан. — Откуда ты мог знать, как собрать гадов со всего Шема, если прежде не пробовал?
— Богам ведомо, — неожиданно сурово и чуть торжественно ответил парень.
— Вздор!
Будь Трилле хоть трижды Повелителем Змей, киммериец не мог поверить, что он так уверенно созвал этих тварей со всей округи в первый раз.
Что-то дрогнуло и будто очнулось в душе моей тогда, — попытался объяснить Трилле. — Я вдруг почувствовал, что простого моего желания будет достаточно для того, чтобы они услышали мой призыв…
Он умолк, понимая, что неубедителен. Впрочем, Конан, хотя и покачал головой, выражая таким образом сомнение, спорить более не стал. В самом деле, на свете столько странного и необъяснимого — есть ли смысл не верить?
Солнце в преддверье скорого ухода палило яростно рассылая лучи во все стороны, проникая ими во всё уголки земли, так что и под деревами почти не было тени — она растворялась, плавилась под ярким оком благого Митры. Разморенные путешественники уже не имели сил продолжать беседу. Ленивые сонные мысли вяло бродили в их нагретых солнцем головах, а веки наливались тяжестью и норовили закрыть глаза.
Трилле сначала храбро боролся со сном, но вскоре бросил эту воистину бесполезную затею. Уронив подбородок на грудь, завесив лицо космами, он сладко задремал. Ноги его и во сне крепко сжимали тугие бока караковой, которая послушно брела рядом с Конановым вороным и больше не делала попыток уронить седока.
То же и киммериец. Он не спал, хотя перед глазами его кроме зеленой безбрежной равнины то и дело мельтешили обрывки прошлых, давних и вчерашних снов. Явь, перемешанная с дремотой, словно старое доброе вино, перемешанное с прокисшим пивом, разжижала кровь, ударяла в голову дурным хмелем, и тягучая, очень длинная, без начала и конца, совершенно непонятная мысль копошилась в мозгу, заполонив собою все его лабиринты — так, наверное, люди сходят с ума. Вот что внезапно пришло на ум варвару; вот отчего он вздрогнул и проснулся — на одно лишь мгновение, но и того оказалось достаточно, чтоб поднять глаза и увидеть полыхающее вдали зарево…
Сон перепуганным перепелом взлетел ввысь. Конан приподнялся в седле, желая рассмотреть подробности происходящего, и действительно различил узкие, тянущиеся к небу языки пламени, черные точки, бывшие в нервном движении как потревоженные муравьи, а также высокое голое дерево — либо столб — вкруг которого и бушевал пожар.
— Хей, змееныш! — Варвар грубо ткнул кулаком в плечо мирно дремлющего спутника.
— А? — Растерянно хлопающий длинными пушистыми ресницами Трилле был сейчас прелестен, и если б рядом с ним ехал не Конан, а юная девица, она всенепременно бросилась бы ему на шею и расцеловала, несмотря на снедающую сердце тревогу. Известно, что нрав женщины таков: будь она хоть на волос от Серых Равнин, и то не упустит случая приласкать милого юношу… Но, естественно, варвару подобные чувства были вовсе недоступны. Вид Трилле не то что не умилил, а раздражил его до крайности. Взревев, он пнул приятеля ножищей, обутой в драный, зато кованый сапог, ухватил его за шиворот железной рукою и хорошенько тряхнул.
Трилле жалобно завизжал, завертелся, стараясь выскользнуть из лапы киммерийца. Пока он не понимал, чем вызвано такое суровое отношение — он всего лишь вздремнул, — а оттого сопротивлялся во все свои небольшие силы.
Но тут Конан отпустил его сам.
— Смотри! — указал он на пламя, разгорающееся все ярче, шире.
— О-о-о… — пролепетал уже совсем проснувшийся парень, в страхе заставляя лошадь остановиться, а потом попятиться.
Пожар на равнине, высушенной солнцем, был страшнее ливня, молнии и отряда разбойников, ибо пожирал траву с невероятной быстротой, треща и громыхая от голода и жадно заглатывая все и вся на своем пути. От него можно было только убежать, ускакать, и только на большой скорости. Сейчас его и двух путешественников разделяло лишь полторы сотни шагов, и следовало поторопиться, если оба надеялись прожить еще хоть пару лет… Трилле с благодарностью посмотрел на товарища. Если б не он… Но додумать мысль он не успел. Конан, чуть не взвыв от злости на нерасторопность Повелителя Змей, снова тряхнул его и проорал в самое его ухо:
