пить её. А самогон пьют неохотно.
Я кивнул, и мы пошли в деревню.
– Нашёл что-нибудь? – спросил меня Петька.
– Ага. Земля, трава, корни деревьев.
– Сейчас настойку возьмём, девчата выпьют – и можно будет Таньку поспрашивать. Она здесь местная оказалась.
– Пошли быстрее, а то пока мы ходим, девчонки сбегут от занудности Санька.
– Не сбегут. В нём юморист проснулся. Шутками просто сыплет. Девчатам нравится, смеются без остановки.
– Вот тебе наш умник и молчун.
Деревня словно вымерла. Тихо как-то. Петька провёл меня по пустым улицам и остановился у калитки синего дома. Он постучал и покричал. Сначала ничего не происходило, и мы уже собрались уходить. Когда из будки вылезла собака. Она не гавкала, а просто вытянула нос в нашу сторону и понюхала воздух.
– Зови хозяйку, – сказал псине Пётр.
Собака развернулась и ушла в будку. Дверь дома хлопнула, и к нам вышла хозяйка.
– Шо хотели, хлопцы? – спросила баба Нюра.
– Нам бы настойку вашу хвалёную, – ответил Петька, протягивая деньги через забор.
Хозяйка молча взяла деньги, ушла в дом и через пять мину вынесла бутылку.
– А почему тихо так в деревне? – спросил я.
– Плохой человек пришёл к нам, тёмный. Уходите быстрее, может, и не встретите его. Идите, хлопцы, идите, – ответила бабушка и ушла в дом.
Петька спрятал бутылку за пазуху.
– Что нам ещё надо? – спросил я Лысого.
– Огненной воды, – ответил он с улыбкой. И повел меня к другому дому.
На заборе был нарисован красный крест в белом круге.
– Я сейчас, – быстро сказал Петька и исчез за калиткой.
Я стоял у забора, осматриваясь по сторонам и всё ещё удивляясь странному затишью в деревне. Только ветерок шелестел листьями деревьев и кустов. Калитка хлопнула, я обернулся и увидел довольного Лысого с трёхлитровой банкой.
– Всё? Возвращаемся? – спросил я.
– Осталось ещё одно дело, – ответил Петька.
– Что ещё?
– Ты же меня знаешь, Бычара.
– Знаю.
– Ну вот, я такой общительный, весёлый.
Я согласно закивал, улыбаясь.
– А когда девки рядом, я другой.
– В смысле?
– Ну, меняюсь я. Ничего не могу с собой поделать. Замыкаюсь как-то, что ли.
– Для этого и пьют алкоголь. Чтобы расслабиться.
– От алкоголя ещё хуже. Башню срывает, и туплю я.
– И что ты придумал?
– Есть ещё одна бабка здесь.
– Подробнее.
– Ну…
– Говори уже!
– Зелье у неё можно взять.
– Ведьма, что ли?
– Ну почему сразу ведьма? Травница она.
– Ну-ну, и что за зелье?
– Чтобы не пьянеть и посмелей быть.
– И приворотное заодно попроси, – улыбнулся я.
– Не смешно.
– Действительно, не смешно, – сказал я и кивнул головой за его спину.
Петька обернулся. По улице к нам шёл старик в чёрном.
– Это что за мухомор? – выкрикнул Лысый и тут же закрыл рот ладонью.
– Похоже, друг твоей ведьмы. Валим.
Мы побежали по улице, и Петька наконец начал соображать.
– Направо, – выкрикнул он и дёрнул меня в сторону.
Я следовал за ним, иногда оборачиваясь. Старика не было видно.
Петька резко остановился, и я едва не налетел на него.
– Она здесь жила, – тяжело дыша, проговорил Лысый.
Дом был неопределённого цвета, впрочем, как и окружающий его забор.
– Не похоже, чтобы здесь кто-то жил. Всё сгнило давно.
Петька поставил банку самогона на землю, забарабанил в калитку и закричал. Тишина. Зато на другом конце улицы показался дед.
– Откройте, – кричал Петька, тряся калитку.
В моей голове мелькнула мысль: а почему, собственно, мы боимся этого старика? Но лёгкий ветерок порывом унёс эту мысль, и пришла другая. Надо бежать. Хуже всего, что мои ноги и тело так не считали, и все мои попытки пошевелиться приводили только к вращению и наклонам головы. Я повернулся к окнам гнилого дома. Не помню, молился я или матерился. Мне показалось, что за окном пошевелилась грязная тряпка, выполняющая роль занавески.
Страх был. Но не знаю, что меня пугало: старик в чёрном или то, что я оказался совершенно беспомощным перед ним. Тело словно окаменело.
Старик приближался, и я уже хорошо видел его. Он шёл к нам, как кукла на ниточках, управляемая неопытным кукловодом. Его ноги то замирали, то рывком делали несколько быстрых шагов. В правой руке он держал пучок каких-то трав. В левой были чёрные свечи. Он был всё ближе и ближе. Нас разделяло шагов десять, когда калитка распахнулась.
Петька потащил меня к гнилому дому. Моё тело перестало валять дурака и зашевелилось. Лысый колотил в дверь, а я непроизвольно наблюдал за стариком. Тот целеустремлённо подошёл к полуоткрытой калитке и, сделав шаг, отшатнулся, словно стукнулся о бетонную стену. Он переложил свечи к травам и свободной рукой принялся ощупывать невидимую стену перед собой.
Дверь дома распахнулась, Петька отскочил в сторону и врезался в меня. Мы оба распластались на земле. Я повернулся к дому, ожидая увидеть Бабу Ягу, которая так напугала моего друга. Из тёмного дверного проёма вышла черноволосая и черноглазая девочка в грязных лохмотьях.
Старик зашипел и сделал шаг назад. Девочка быстро осмотрелась вокруг, выкрикнула старику одно слово, которое я даже при желании не смогу повторить, потому как сомневаюсь, что это был человеческий язык. Дед что-то зашипел себе под нос и пошёл от дома своей дёрганой походкой.
– Добро пожаловать, гости дорогие! – сказала хозяйка гнилой избы, и меня затрясло от её слов.
В этот момент мне очень захотелось догнать деда и проводить его в любую точку планеты, куда бы он ни шел, лишь бы подальше от этого дома и его хозяйки.
– Проходите, – звонким голосом сказала девочка, отойдя в сторону от дверного проема.
Мы с Петькой переглянулись. И поднялись на ноги. «Беги, беги!» – кричал мой внутренний голос. Но разум твердил другое. Если от одного её слова сбежал этот страшный чёрный дед, то что она может сделать с нами, если мы попробуем сбежать? Мы застыли как каменные статуи.
– Прошу, – настаивала хозяйка.
Не знаю, о чём я в этот момент думал, но почему-то зашёл в гнилой дом, Петька шагал следом.
– Присаживайтесь за стол и подождите минуточку, – сказала она и ушла в боковой дверной проём, завешанный грязной серой тряпкой.
– Мы точно пришли по адресу? Я ожидал Бабу Ягу, – спросил я шёпотом, когда мы сели на гнилые табуреты за такой же сгнивший стол.
Петька попытался ответить, но его зубы застучали, и он зажал рот рукой.
– А что, уютненько. Главное, чтобы крыша на голову не упала, – сказал я, чтобы подбодрить его, хотя
