Колени ее подогнулись, и паника охватила девушку, хотя она даже не могла понять, что так напугало ее.
— Конан! — в отчаянии взвизгнула она. — Это я, Санча! Где ты? Конан, прошу тебя…
Голос ее дрогнул и прервался. Карие глаза ее расширились от ужаса, подобного которому она не испытывала никогда в этой жизни. Алые губы раскрылись в немом крике, но ни единого звука не сорвалось с них. Ноги отказались ей повиноваться — именно тогда, когда нужно было спасаться бегством, Санча не могла далее сдвинуться с места, Ей оставалось лишь беззвучно взывать о помощи.
Когда Конан заметил, что Запораво в одиночку направился в глубь острова, он мгновенно понял, что ему представился тот самый шанс, которого он ждал так долго. Он не ел золотистых плодов, не принимал участия в грубых забавах своих товарищей; все время, как только они оказались на берегу, варвар не спускал с пирата жадных глаз. Зная угрюмый и непредсказуемый нрав своего капитана, команда была не слишком удивлена, что он отправился исследовать незнакомый и, возможно, полный опасностей остров в одиночку. Они продолжили веселиться на берегу и даже не заметили, как Конан, подобно крадущейся пантере, скользнул следом за Запораво.
Конан знал о том, что пользуется уважением и симпатией среди пиратов. Однако пока он не завоевал еще права, участвуя в морских сражениях и боевых вылазках, вызвать капитана на смертельный поединок, чтобы помериться с ним силами. В пустынных морях, по которым они плавали последнее время, варвару ни разу не представилась возможность проявить себя, согласно законам флибустьеров. Команда, как один человек, обернется против него, вздумай он прилюдно бросить вызов Запораво. Но если он убьет пирата тайком, так что никто не узнает об этом, остальные не станут хранить верность мертвому предводителю. В волчьей стае, подобной этой, заботились лишь о живых.
И потому он последовал за Запораво, держа наготове меч, ожидая лишь удобного случая напасть на пирата. И вот наконец они вышли на ровную площадку на вершине холма, окаймленного деревьями-великанами, за которыми синели в дымке поросшие травой склоны. Запораво обернулся, внезапно почуяв, что кто-то следит за ним, и потянулся за мечом.
Завидев преследователя, флибустьер выругался.
— Зачем ты идешь за мной, пес?
— Ты с ума сошел, если спрашиваешь, — засмеялся Конан в ответ, в несколько прыжков настигнув остолбеневшего капитана, Губы его кривились в усмешке, в глазах плясал дикий огонь.
Сыпя проклятиями, Запораво рванул меч из ножен и изготовился к поединку. Киммериец двинулся на пирата, не ведая страха, и клинок его взлетал так быстро, что лишь круги поющего синего пламени мелькали у флибустьера перед глазами.
Пират вышел живым из тысячи сражений на море и на суше. В мире не было другого человека, столь искусного во владении мечом. Но ему никогда не доводилось прежде встретиться в бою с уроженцем тех диких северных краев, что лежат уже за гранью цивилизации. На его стороне было искусство и мастерство, но на стороне противника — невероятная быстрота реакции и нечеловеческая сила. Манеру боя Конана трудно было назвать обычной, но она была естественной, как бросок волка. Против его дикарской ярости не спасали никакие ухищрения и приемы, и Запораво был бессилен перед варваром, как перед голодным леопардом.
Он сражался, как никогда прежде, отдавая все силы без остатка, чтобы отразить клинок, молнией вспыхивавший у него над головой, но с каждым разом это становилось все труднее, и наконец, в отчаянии, Запораво парировал мощный удар рукоятью меча, мгновенно ощутив, как немеет предплечье. И почти в тот же миг, пока пират не успел опомниться, последовал новый колющий удар, нанесенный с такой невероятной силой, что острие клинка прорвало кольчугу и грудную клетку, точно пергамент, и пронзило сердце. Губы Запораво изогнулись в болезненной гримасе, но, верный себе до последнего, он не издал ни звука. Он умер, едва лишь тело коснулось истоптанной травы, на которой капли алой крови сверкали, точно рассыпанные рубины.
Конан вытер запачканный кровью меч, улыбнулся с неподдельным удовлетворением, по-кошачьи потянулся — как вдруг внезапно застыл, и выражение довольства на его лице сменилось настороженным удивлением. Он замер, подобно статуе, не вложив даже меч в ножны.
Когда он оторвал взор от созерцания поверженного врага, то случайно взглянул на холм, видневшийся позади деревьев. И там он узрел нечто совершенно поразительное и необъяснимое. На зеленом плече холма появилась обнаженная черная фигура, волочившая на плече обнаженное белое тело. Через несколько шагов видение исчезло так же внезапно, как и появилось, так что случайному наблюдателю оставалось лишь покачать головой в недоумении.
Пират огляделся по сторонам, неуверенно покосился назад, туда, откуда он пришел, и выругался. Он не был испуган — лишь слегка озадачен, ибо на свете было мало такого, что могло бы всерьез выбить невозмутимого варвара из колеи. Во вполне обычном, пусть и непривычном окружении ему явилось видение, достойное ночного кошмара — пусть так. Но Конан не ставил под сомнение ни остроту своего зрения, ни здравость рассудка. Он видел нечто странное и чуждое, это он знал наверняка, однако не испытывал и тени страха. Загадочным было уже само по себе появление этих двух фигур, черной и белой, похитителя и пленника. Но более того, черная фигура была неестественно высокого роста, а это уже было действительно необъяснимо.
О сомнением покачав головой, Конан двинулся в том направлении, где видел странные фигуры. Он не задумывался над тем, насколько разумен подобный шаг, любопытство оказалось сильнее голоса рассудка.
Холм сменялся холмом, и у каждого была на вершине ровная площадка, окруженная высокими деревьями. Несмотря на то, что подъемы раз за разом сменялись спусками, местность все же постепенно повышалась. Бесконечная череда округлых холмов и неглубоких ложбин, тянувшихся, насколько хватало глаз, казалась совершенно невероятной и поразительной. Но вот наконец Конан взобрался на вершину, которая, как ему показалось, была самой высокой на острове, и замер в изумлении при виде сияющих зеленых стен и башен. До тех пор, пока он не подошел ближе, они полностью сливались с изумрудной зеленью холмов, так что даже столь острый взор, как у варвара, бессилен был различить их. Но теперь удивительное зрелище открылось ему во всей своей чарующей красе.
Несколько мгновений киммериец колебался, не спуская руки с меча, но наконец любопытство подтолкнуло его вперед. Он не увидел ни души, пока шел к высокому арочному проему в закругляющейся стене; дверей там не было. Настороженно заглянув внутрь, он заметил просторный круглый двор, поросший густой, как ковер, травой, кольцом окруженный стеной из полупрозрачного зеленоватого материала. В стене этой также было несколько арок-проходов. Ступая на цыпочках, сжимая рукоять меча, варвар наугад прошел в одну из арок и оказался во дворе, точь-в-точь напоминавшем первый. Поверх внутренней стены виднелись вершины странных башнеподобных строений. Одна из этих башен выходила в тот двор, где стоял сейчас Конан, и широкая лестница вела вдоль стены к ее подножию. Он двинулся вверх по ступенях, не в силах поверить в реальность происходящего, ибо то, что видел варвар вокруг, напоминало скорее грезы, вызываемые черным лотосом.
