— Кажется, последний.
— Смотри! — вскрикнула Лаоника.
Скиф взглянул туда, куда указывала рука девушки, и остолбенел. На полу вырисовывался контур тела мыдника. Поначалу блекло-полупрозрачный, он насыщался красками, приобретал плотность и естественную форму. С некоторой опаской Скилл перевернул тело ногой. Ничего особенного. Обычный человек. Такой же, как и тысячи других.
Легкий ветер, ворвавшийся в приоткрытую дверь, заиграл занавесями. Лаоника повернулась к Скиллу:
— Тебе надо уходить. Они вернутся.
Скилл отрицательно покачал головой:
— Не посмеют. Я уйду утром на виду всего города. Пойдешь со мной?
Отведя глаза в сторону, Лаоника жалко улыбнулась:
— Я не могу оставить свой дом.
— Как знаешь! — ожесточившись, сказал Скилл.
Он покинул жилище Менандра на рассвете. На улице его ждал купец Калгум. Оценивая взглядом щупловатую фигуру скифа, он сказал:
— Никак не пойму: то ли ты действительно великий воин, то ли ты просто редкостный счастливчик.
— Счастливчик, — ответил Скилл.
— Ну, давай, счастливчик, забирайся на лошадь! — Калгум кивнул в сторону двух оседланных скакунов. — Одна из них твоя.
— Спасибо, Калгум. — С этими словами скиф ловко вспрыгнул на каурого жеребца.
Выезжая из города, всадники увидели на стене тоненькую фигурку девушки, прощально машущую рукой.
Лаоника!
У Скилла защемило сердце. Он поднял руку, чтобы ответить, но в этот момент рядом с Лаоникой появился мужской силуэт. Девушка нежно прильнула к плечу очередного возлюбленного. Скиф поспешно отвернулся и ударил пятками по бокам коня.
— Хоу!
К вечеру они достигли границы Серебряного города. Здесь дорога разветвлялась. Один путь вел в Золотой город, другой — в Бронзовый.
— Поезжай со мной, — предложил Калгум.
— Нет, спасибо.
Купец придержал горячащегося коня.
— Открою тебе напоследок секрет. Ты здорово помог мне. Я — не купец. Я — консул-бронзовик. Моей задачей было разведать тайны Серебряного города и пути к нему. С твоей помощью я справился с этим делом. Через семь дней наше войско переправится через Змеиный ручей и нападет на Серебряный город. Ты мог бы отомстить своим врагам.
— У меня нет в этом городе врагов. У меня был друг, оказавшийся врагом. Но он был.
Калгум усмехнулся:
— Понимаю. Советую тебе не задерживаться в Золотом городе. Не исключено, что вскоре начнется большая война, и ты не сможешь выбраться из подземного мира.
— Спасибо за совет. И прощай.
— До свидания, скиф! — ответил Калгум.
Они уже разъехались, когда консул повернулся вслед удаляющемуся всаднику и крикнул:
— А все же я не понимаю эту девчонку!
«Если б я ее понимал», — подумал Скилл.
Тюрьма Золотого города не отличалась особыми удобствами. Камера — три шага на четыре. В одном углу куча тряпья, заменяющая постель, в другом — глиняный сосуд для отправления естественных надобностей. Было прохладно, из сосуда порядком воняло, но мерно шагавший из угла в угол Скилл не мог не признать, что судьба не раз забрасывала его в места куда хуже этого. Взять, к примеру, каменный мешок в тюрьме тирского тирана Протагора. Ни встать, ни лечь, ни повернуться, ужасная жара — тюремщики раскаляли застенок с помощью специально вмурованных в кладку труб, по которым подавался горячий воздух. Это было действительно испытание! Скилл вряд ли бы выдержал его более пяти дней, но, к счастью, верные друзья подкупили тюремщика и сумели вызволить пленника на свободу. Тюремщик бежал вместе с ними. Он оказался неплохим парнем. Как же его звали? Кажется, Диан. Спустя месяц отряд попал в засаду и потерял многих. Уходя от погони, Скилл проскакал мимо трупа Диана. Бедняга был истыкан стрелами, как дикобраз.
Нет, решительно тюрьма Золотого города оказалась не самой худшей в жизни Скилла.
Скиф бросил ходить и устроился на куче тряпья. Достав из кармана кусок лепешки, он какое-то время рассматривал его, потом принялся за еду. Запивая черствый хлеб водой из глиняного черепка, Скилл размышлял.
Попался он весьма глупо. Ускользнув от мыдников, позволил себе чрезмерно расслабиться и спохватился лишь тогда, когда на него смотрели с десяток луков. Сопротивляться в данной ситуации было бессмысленно. Скиф покорно дал себя разоружить, после чего ему связали руки и под конвоем доставили в Золотой город.
Чурбаны стражники даже не выслушали требования пленника насчет аудиенции у одного из стратегов. Вместо этого они бросили Скилла в камеру и совершенно забыли о нем. Трижды в день огромный глухонемой тюремщик приносил заключенному лепешку и кувшинчик с водой. Поначалу скиф рассчитывал подкупить своего стража, затем стал подумывать о том, чтобы убить его. Но первое было обречено на неудачу ввиду глухоты местного цербера, а также отсутствия в данный момент денег. Напасть же на тюремщика скиф не решился, трезво оценив его габариты и свои возможности. Плечи охранника были втрое шире плеч Скилла, руки и ноги напоминали рельефные колонны, а рожей он походил на знаменитого разбойника Прокруста и не менее знаменитого Синида, вместе взятых.
Поэтому Скилл оставил мысль о возможности бегства и стал покорно дожидаться решения своей участи, утешая себя мыслью о том, что не сделал ничего дурного жителям Золотого города.
За ним пришли лишь на седьмой день. Два дюжих, облаченных в медные с позолотой доспехи молодца подхватили Скилла под руки и поволокли по мрачному подземному тоннелю. Скиф вежливо поинтересовался: куда и зачем. Ему не ответили. Расспросы стали более настойчивыми. Стражники молчали, словно объевшиеся пшеничной трухи рыбы. Тогда Скилл вслух предположил, что они немые, и вновь никакого ответа. Разозлившись, пленник бросил:
— Ребята, да вы никак придурки! И как вам только доверили эти большие ржавые ножики, что болтаются у вас на задницах? Или у вас так принято — набирать войско из идиотов?
Результат был тот же — глухое молчание. Скиф напряг мозги, пытаясь придумать очередную гадость, но в этот момент они пришли, о чем пленника поставили в известность весьма своеобразным способом. Воин, что держал его правую руку, въехал кочевнику под дых, а его товарищ отвесил такого пинка, что скиф отворил головой сразу две двери и шлепнулся на пол.
Он поднялся на ноги и осмотрелся.
Увиденное ошеломляло. Скилл даже ущипнул себя за ногу, чтобы убедиться, что не грезит. Стены комнаты, в которой он очутился, были сплошь увешаны оружием. Сотни, нет, пожалуй, тысячи образцов разного рода орудий убийства — кемтские и ассирийские боевые топоры, кельтские цельты и парсийские секиры, парфянские копья и латинские пилумы, иберийские, эллинские и сирийские мечи, индские сабли, причудливо выгнутые малайские крисы, булатные аравийские клинки, лук из буйволиного рога, доспехи и шлемы всевозможных форм и расцветок, сотни щитов — круглые и продолговатые, огромные эллинские пельты, восточные с торчами. Раскрыв рот от восторженного изумления, Скилл рассматривал все это великолепие. До его сознания не сразу дошло, что некто обращается к нему.
