Нил захохотал еще пуще, а Асихарра нашарил под гамаком сандалию и запустил в юнгу. Не попал, конечно. Мальчишка отправился за кухарем, а Нил, приподнявшись на локте, окинул взглядом северный берег Марры.
— Это не та? — спросил он, имея в виду высокую серую стену, видневшуюся между купами сантан.
— Нет, — ответил кормчий, не повернув головы. — Если ветер продержится, завтра до полудня мы придем. А уж там смотри. Рад бы помочь — не по зубам.
— Ты нас приведи, — сказал Нил. — А мы достанем.
— Давай, давай! — буркнул Асихарра. — Великолепная Власть — тебе в самый раз. Владение еще почище Тонгора. О Тонгоре мы ни хрена не знаем. А о Владении знаем: ни хрена хорошего, кусай меня в задницу десять раз!
— Если бы ты не был так ядовит, из тебя вышел бы добрый кусок жаркого к столу сонангаев! — засмеялся Нил.
— Вот, вот! — Асихарра хлопнул себя по плечу. — И жира не потребуется. Только я слишком стар для них. Они любят молоденьких!
— Все любят молоденьких! — сказал Нил и повалился на спину. — А я люблю всех!
— Все шутят над старым Асихаррой, — пожаловался кормчий. — Один ты сказал, что меня любишь, но я думаю — ты врешь!
— Точно! — согласился Нил. — Всех, кроме тебя! Потому что твой кухарь ленивей, чем катти. Где мое тианское?
— Кумарон доставит нас сюда, — сказал туор, водя пальцем по карте. — Владение — здесь, чуть ниже излучины. Это удобно для нас. Выше кумарону все равно не подняться — слишком мелко. Отсюда же, если все кончится благополучно, мы сможем верхом достичь предгорий, обойти Тонгор с юга и идти на северо-восток.
— Не стоит углубляться в горы Кангр, — заметила Этайа.
— Идти напрямик, по земле Тонгора, быстрее. Но такой путь представляется мне сомнительным. И здесь трудно будет форсировать Черную.
— Нам не стоит углубляться в горы Кангр! — повторила Этайа.
Биорк свернул карту и сунул ее в футляр.
— Если ты скажешь идти через Тангр, мы пойдем через Тангр, — отвечал он.
— Будущее скрыто от меня, — медленно проговорила аргенета. — Не могу я даже сказать, кто из нас достигнет цели. Может быть, собственный мой путь кончается здесь, в Конге.
— Не хочешь ли ты сказать, что оставишь нас, светлейшая? — обеспокоился туор. — Неужели ты пришла сюда только ради мальчишки? Беда касается всех. И твоей страны тоже!
— Мальчишки? — повторила Этайа. — Он — величайшее сокровище, Биорк. И его место в будущем определено.
— В том, которое туманно? — не удержался туор.
Этайа засмеялась. Смех ее был как музыка.
— Когда оно туманно, — сказала она, — это не значит, что его нет. Если юноша не займет в нем места, то оно останется пустым. И это будет плохо. Для всех.
— Мы вытащим его! — заявил туор уверенно.
— Пожалуй. Сильные наблюдают за нами.
— Оставь в покое то, чего нет! — отмахнулся Биорк. — Ваши боги…
Аргенета снова рассмеялась.
— Наши боги? — проговорила она. — Наши боги… Что знаешь ты о наших богах, смертный?
— Довольно, чтобы усомниться!
— Будь по-твоему, — уступила Этайа с улыбкой. — Я сказала — «сильные», не «боги».
— Если так, пусть вмешаются до того, как прольется кровь! — сказал туор.
— Что им до нашей крови! Они вмешиваются, когда им заблагорассудится. Быть может, уже вмешались… — Она замолчала, прислушиваясь к себе.
— Не будь ты той, кто ты есть, — проворчал туор, — я решил бы, что ты пытаешься меня запугать. Слишком похожи твои речи на болтовню моей покойной жены, да уснет ее душа в Нижнем Мире. Она была пророчицей, как ты помнишь. И она была красивая. Красивым женщинам многое прощают, хотя, видят ваши боги, ее предсказания сбывались куда реже, чем мои!
— Мои предсказания сбываются всегда, — уронила Этайа. — Прости, меня утомил разговор. В нем нет света.
— Может, выйдешь на палубу? — предложил туор. — Здесь душно.
— Нет, — отказалась аргенета. — Слишком много глаз, а я устала. Не будешь ли ты так любезен позвать сюда Эака? Я чувствую: ему нелегко сейчас.
— Ему всегда нелегко! — проворчал туор. — Он как бык. Выставил рога — и вперед. Пока не получит дубиной по лбу.
— Биорк! — укорила Этайа. — Я не узнаю тебя!
— Позову, позову! — сказал туор. — Но вы с Нилом слишком нянчитесь с этим аристократом! Дино был не столь изнежен. Впрочем, это ваше дело! — И вышел из крохотной каюты.
Этайа легла на узкую подвесную койку и закрыла глаза. Маленький хиссун выбрался из-под кровати и лизнул ее свесившуюся руку. Этайа погладила его по голове.
Ветер спал. Кумарон еле двигался. Казалось, все силы его уходят на то, чтобы удержаться на месте.
— Отец! — сказал Асихарре Филон. — Не нанять ли упряжку? Того гляди — назад поплывем.
— Пустое, — откликнулся разморенный Асихарра. Щеки его и прежде были красными, а от выпитой харуты пламенели, как закатный Таир. — Не будет ветра — бросим якорь. Слышь, Нил? — обратился он к дремлющему великану.
— И-и-и! — отозвался тот.
— Да, знавал я одного мага, кусай меня в… Ты чего, сынок?
— Надо, говорю, упряжку нанять!
— От настырный! Вели прибавить парусов!
— Все поставлены, отец.
— Ну, так. А кто у руля?
— Пигус.
— Добро. Ну так сядь и не маячь. Слышь, Нил, знавал я одного мага, кусай меня в задницу. Вез его с севера. На Хоран мы шли. Так весь рейс ветер был — что харута. Ровный, крепкий. В самую меру. Всю дорогу. Так он, когда сходил на берег, обещал: назад пойдем — такой же будет. И надо же — не соврал. — И добавил подумав: — А плату я б с него и так не взял. Что ж я сам себе враг? У мага деньги требовать!
— Угу, — сквозь сон пробормотал Нил.
— Он те так заплатит! Обратит, скажем, во фрокка! Или еще в какую дрянь — вот и вся плата! Так я к чему: вот бы нам такого мага, а? Что скажешь, Филон, сынок?
— Упряжку надо брать, отец. Не будет ветра.
Нил проснулся, поглядел на краешек белесого неба.
— Будет ветер! — пообещал он. — Погоди чуток, парень, хороший ветер будет. — И вновь закрыл глаза, погружаясь в сон.
Филон сплюнул за борт (на море — дурная примета, здесь — добрая. Речную воду презирать — моряку заслуга) и пошел дать команду — бросить якорь.
А Нил оказался прав. Меньше чем через полхоры задул ровный крепкий ветер, и кумарон быстро пошел вперед, делая не меньше двух лонг в хору. Все оживились. Даже Асихарра соизволил подняться и самолично проверить, чем занимается команда.
Только Нил как спал, так и остался спать. Филон, чье уважение к ториону возросло почти до вершин Черных Гор, строжайше велел: не беспокоить гиганта. И Нил благополучно проспал до самого вечера. Да и вечером проснулся, должно быть, только от голода.
