Быстро темнело. Асихарра велел зажечь огни: и ночью Марра несла на себе довольно судов.
Этайа, сопровождаемая Эаком, вышла на палубу. Аргенет жадно втягивала ноздрями густой теплый воздух.
— У тебя такой вид, светлорожденный, будто тебе не терпится прорубить чью-нибудь голову! — сказал Биорк.
— Огорчусь, если это будет твоя! — мгновенно отреагировал аргенет.
— Пожалуй, — произнес Биорк, отступив на шаг и кладя руку на эфес суорта, — пора про…
— Хотите устроить представление для матросов? — холодно бросила Этайа. — Светлорожденный Эак Нетонский и мастер меча Биорк…
— Хо-хо-хо! — Огромный Нил внезапно возник между отцом и Эаком. — Вы непрочь подраться? А вот и я! Отлежал себе бока в гамаке! Валяйте, сениоры, я — к вашим услугам!
Туор и аргенет, сконфуженные, одновременно убрали руки с мечей.
— Не ошибусь, сениоры, если скажу: вам надо развеяться! Немного перекусить — это в самый раз, сениоры!
— Ой-мей! — вскричал из темноты Асихарра. — Поддерживаю, торион! Кухарь все приготовил, не так уж он ленив!
— Пойдем, сениор! — позвал Нил. И Эак послушно двинулся за ним.
— Напрасно ты сердишься на него, воин, — сказала Этайа. — Он таков, каков есть. И мы приняли его таким, а твой брат Уве поручился за него. Разве это плохо для вождя людей, если он готов поменять долгую и спокойную жизнь на короткую и славную?
— Будто этого достаточно? — проворчал туор. — Он так и рвется в жертвы, этот аристократ. Не как вождь, как молодой аскис, что сдуру прыгает на вожака тура. Такая жертва — демонов кормить! Если бы мы поступили, как сказал я, — обошлось бы куда спокойней.
— Ты первым пролил кровь! — заметила аргенета.
— А по чьему желанию я сунулся прямо в глотку? Да, я убил. Но кто бы узнал, что это сделал я, если б мне не пришлось возвращаться в гостиницу?
— Мог не возвращаться.
— Мог. Но тогда бы наш сениор аргенет утром искал меня по всему Ангмару, размахивая своим мечом.
— Ты недооцениваешь, Биорк. Недооцениваешь нас. И ты сердишься.
— Да, — туор потер лоб маленькой рукой. — Я сержусь. И делаю ошибки. И принимаю решения будто по чужой воле…
— Ты слишком многого требуешь от себя.
— Еще бы! Я пошел в этот поход для того, чтобы уберечь их от ошибок, а что вышло? Я чувствую себя тем самым конгским мальчишкой, которого изображаю. Скажи, Этайа, скажи мне ты, распознающая магию за три лонги, — здесь нечисто?
— Ты хочешь сказать, не применяют ли к нам магию? Да. Ты прав. Я чувствую ее. Обе. Темную и светлую. И еще какую-то. Не всегда это плохо.
— Да, понимаю. Если б не этот маг Наместника, не знаю, как я вытащил бы девочку.
— Не уверена, что маг, которого ты видел, тот, кем назвался, — сказала Этайа.
— Какая разница? Скажи мне, зачем нам всем идти в это гнездо зла, Владение? Если я пойду один, через три дня твой певец будет с тобой. Если он жив, разумеется. И я точно знаю: отправимся туда вчетвером — будет еще похуже, чем в Ангмаре. Потому что гнездо меньше, а змеи злее…
— Нет.
— Ну тогда идем хоть без нашего аргенета. Пусть плывет до излучины!
— Нет, Биорк. Он пойдет с нами. Это необходимо, не проси меня объяснить, почему так. Он не столь сдержан, как ты, хотя, похоже, сдержанность стала тебе изменять. Но он — один из нас. И ты забыл еще одно, что важно.
— Что же, светлейшая?
— На него указал оракул.
«Было это в давние времена. Даже бессмертные немногое знают о них. А рассказывают так:
Пятеро гнали одного. Гнали, как степные псы-тихолы преследуют жертву свою: неустанно, неотступно. И не исконной добычей пятерых был один: кровником им — по рождению, сотрапезником — по обычаю. Чем навлек он погоню? Сие неведомо. Но день за днем, менс за менсом топтали пятеро одинокий след. Семь рек миновали они, семижды семь холмов. Семижды семью семь раз взошел над ними Таир. Дожди ли, воды ли быстротекущие смывали след — вновь отыскивали его неистовые.
Изнемог беглец. Пал на землю. И пала в одночасье ночь на бурые холмы Юга. Воззвал гонимый: Тор! Тор Быкоглавый! Без меры мощь твоя! Отврати от меня человеческий гнев! Укрой от казни беспощадных!
Как сказано, в давние времена было это. Не отрешились еще боги в Небесных Чертогах от воплей смертных. Услышал Тор, бог Сильный. И даровал: обратил вопиющего в дерево многолиственное.
Что же до гонителей пятерых, шли они за ним поступью скорой, упорной. В час ночной, в час отдохновения не искали они покоя. Но пришли туда, где обрывался след. И сказали тогда друг другу: ляжем тут; говорит след, что изнемогла жертва; взойдет Таир — настигнем!
Разожгли костер, свершили позднюю трапезу, легли и уснули.
Гонимый же, властью бога справедливого измененный, стоял над ними и размышлял. Вспоминал тяготы свои, страх свой, отчаяние… И обуял его гнев. Мирен облик древесный, но сила ненависти — велика. Простер он ветви свои, обвил спящих и умертвил — выпил сок жизни.
Возрадовался. Воззвал: Тор Быкорогий! Верни мне прежнее! Свободен я!
Услышал его Тор, взглянул и огорчился.
— Выпил ты сок жизней их, — сказал, — и ненависть их, зло их отошли к тебе. Если бы принял ты смерть от рук их, участь такая была бы для тебя лучше нынешней. Нет тебя более прежнего! Будешь ты теперь днем стоять недвижно, древу подобный, ночью же, терзаемый жаждой, будешь, как тварь животная, искать поживы. И если найдешь — оплетешь ветвями, погубишь, как погубил ты гонителей своих — в угоду их ненависти!
Сказал — и сделал так. И поныне — так. И если застанет тебя ночь в гибельных южных краях — бойся Багряного, чьи листья — цвета крови яремной, а ветви подобны рукам человечьим, кожи лишенным. Помни — одно лишь спасет тебя: меч острый и Тора Справедливого властное имя! Забудешь сие — умрешь».
КОНГСКАЯ СКАЗКА.
Санти проснулся, взмокший от пота, на мокрых простынях и целую минту стряхивал с себя ночной кошмар. Чаша Ортона! Пять ночей он здесь — и пять ночей сны его изнурительны, как прыжки поклонников Хаома над жертвенным пламенем. Санти ничего не помнил, но каждая клеточка его тела была выгоревшей, опустошенной, как пастбище в пору засухи. И опять тот же кислый запах витал в воздухе. Может, это был запах его пота?
Санти спустил ноги с ложа, и они по щиколотку утонули в густом белом мехе катти. Как всегда по утрам, свет Таира уже ворвался в башенку, ослепительный, веселый. Он будет здесь до полудня, а потом более высокие ярусы Дворца примут башенку в свою тень, а ветер принесет с востока влажное дыхание озера. Нет, башенка была хороша! Именно о такой он мечтал когда-то (давным-давно!) в доме отца. Высоко над землей, чтобы вокруг — только воздух.
