– Надпись на этом, как вы выразились, «ящике» свидетельствует о том, что внутри него находится мумия...
– Я полагаю, что здесь мы найдем еще кучу всяких мумий, док, – резонно заметил Хендерсон.
– Но это не простая мумия, друзья мои. Этот человек описывается как «живой мертвец». И если окончательно вернуть его к жизни, то он, приговоренный священным законом, обязан будет воплотить наложенное на него страшное проклятье.
– Все понятно, – устало кивнул Хендерсон. – Мы будем вести себя тихо и постараемся не возвращать к жизни никаких мертвецов.
– Отрывай ящик, – повторил Дэниэлс.
– И ожившая мумия убьет всех, кто осквернял это вместилище! предупредил Чемберлен. Она поглотит наши органы и жидкости наших тел.
– То есть сожрет, что ли? – переспросил Дэниэлс, едва сдерживая улыбку.
– Боже мой! – покачал головой Хендерсон. Похоже, у него разыгрался аппетит, если он оставался живым, хотя и мертвецом, в течение нескольких тысячелетий.
– Пожрав плоть осквернителей, продолжал Чемберлен в отчаянии, – он возродится. Тогда перестанет он быть живым мертвецом и принесет муки и страдания на Землю.
В тот же миг еще один порыв неизвестно откуда взявшегося ветра пронесся по туннелю, высвистывая что-то жуткое и заставив затрепетать пламя факелов.
– Получается, что мы зря проделали такой тяжелый путь? – возмутился Хендерсон. – Бени! Тащи сюда свой тощий зад!
Бени, казалось, прилагавший все усилия, чтобы просочиться в каменную стену, нервно улыбнулся и заметил:
– Мне и отсюда все прекрасно видно, спасибо.
– Иди сюда, тебе говорят!
Венгру пришлось подчиниться.
Хендерсон кивнул в сторону ломиков, брошенных убежавшими арабами:
– Хватай один из них и открывай эту крошку.
– Нет, дружище.
Хендерсон сунул свой револьвер под нос Бени:
– Ладно. Мне осточертели консервы, – прорычал американец. – Придется приготовить на ужин гуляш по-венгерски.
Вздохнув, Бени принялся за работу. Пока он возился с крышкой сундука, охотники за сокровищами благоразумно отошли от него на некоторое расстояние, а за ними, пригнувшись, устроился профессор Чемберлен.
Замок уже почти поддался, но тут Бени бросил ломик и истошно закричал:
– Нет! Проклятье!.. Проклятье!..
В следующий миг венгр с силой толкнул Хендерсона на Дэниэлса, и оба американца, падая, как кегли, сбили с ног своего третьего товарища и египтолога. А маленький тщедушный проводник не замедлил скрыться в темноте лабиринта. До слуха американцев еще несколько секунд доносился его безумный крик: «Проклятье! Проклятье!»
– Суеверный мелкий подлец! – констатировал Дэниэлс, поднимаясь на ноги.
Отряхиваясь. Хендерсон обратился к профессору:
– Скажите, док, как, по-вашему, внутри этого сундука может быть устроена какая-нибудь хитроумная хреновина? Только говорите правду.
Чемберлен задумчиво покачал головой:
– То, что вы собираетесь сделать, как раз и является осквернением вместилища. Ну а «хитроумная хреновина», как вы изволили выразиться, наверное, и будет тем самым обещанным проклятием. Так что я настоятельно рекомендую вам...
Но Хендерсон уже не слышал его. Он сам поддел замок на крышке, тот поддался, и сундук раскрылся. Раздался звук, напоминающий крохотный взрыв, и в воздухе заклубилось облако пыли, вылетевшей из недр сундука.
Пыль оказалась отвратительной, и в помещении запахло какой-то гадостью. Перепуганные американцы, ничего не видя вокруг себя, принялись откашливаться, протирая глаза и натыкаясь друг на друга...
Их опасения оказались напрасными. Через некоторой время пыль осела и запах улетучился. Чемберлен едва удержался от смеха, глядя на троих «ковбоев», направивших револьверы в недра открытого сундука. Как будто их грубая сила и огневая мощь оружия могли хоть как-то повлиять на древность!
Итак, все остались целы. Страсть доктора Чемберлена к знаниям, да и – что скрывать! – природная алчность заставили его приблизиться и заглянуть в сундук.
Медленно, даже почтительно, египтолог извлек оттуда нечто, завернутое в грубую холстину. Это был большой прямоугольный предмет. Предвкушая открытие, Чемберлен аккуратно развернул истлевшую ткань. Глазам присутствующих предстала большая тяжелая книга. Искусно вырезанный древними мастерами из обсидиана переплет был снабжен массивными медными петлями. Всю ее поверхность покрывала замысловатая резьба и иероглифы.
– Я читал об этом, – почти не дыша от волнения, прошептал Чемберлен. – Я слышал о ней. Ни один человек современности до сегодняшнего дня не мог с уверенностью сказать, что Книга Мертвых действительно существует!
– Книга? – Дэниэлс в ярости пнул сапогом в пол. – Всего лишь книга? И из-за нее устроен такой переполох?
Но, джентльмены... – египтолог ласкающими движениями гладил выпуклую резьбу переплета. – Эта книга – величайшее сокровище.
Я бы не обменял и медную пепельницу на эту книгу! – зарычал Хендерсон и в гневе ударил ногой по сундуку.
Не надо, прошу вас! – закричал Чемберлен, но сундуку уже был нанесен ущерб.
Самый настоящий. Старое, высушенное веками дерево расщепилось, обнажая внутреннее отделение сундука. В нем находились сосуды, украшенные золотом и драгоценными камнями. Четыре из них уцелели, но пятый от удара раскололся.
Чемберлен содрогнулся от противоречивых чувств, овладевших им. Помимо леденящего душу праха он испытывал и небывалый подъем при виде драгоценных сосудов... Бесспорно, они представляли собой большую ценность, но являлись и средоточием древнего проклятья. В них хранились внутренности того, кто был превращен в мумию.
Глаза Бернса за стеклами очков алчно заблестели:
– Камни! Наконец-то мы нашли кое-что.
* * *
Если ночное нападение медджаев лишь подстегнуло жадность американцев, а находка принесла им некоторое удовлетворение, то жажда знаний Эвелин утолена еще не была.
Хотя другая жажда, которую она успешно утоляла прошлой ночью, доставляла ей сейчас немало проблем. Сухость во рту, круги под глазами, такие же, как у Джонатана и Рика, да еще вялость в движениях, все это говорило об одном. Все трое страдали от симптомов самой неблагородной болезни – жуткого похмелья. Но, несмотря на паршивое самочувствие, они принялись трудиться над саркофагом, который, как дар богов, буквально свалился им на головы.
Эвелин возилась со шкатулкой, пытаясь превратить ее в ключ. То, что раньше давалось ей без труда, сейчас, из-за нетвердости движений, получалось довольно плохо.
