Андрей Бондаренко - Зеркала Борхеса

Навалилась нестерпимая и злая жажда.

«Братец, надо срочно что-нибудь придумать!», – взмолился заметно потускневший внутренний голос. – «Добром это, ей-ей, не закончится. Вот, уже наша с тобой общая голова начинает кружиться. А если сознание потеряешь? Выпадешь тогда – ненароком – за лодочный борт: бульк, и поминай, как звали…».

На дне шлюпки плескалось сантиметра полтора-два солёной морской воды, и Алекс почувствовал (определил обострившимся звериным чутьём?), как в этом крохотном искусственном водоёме плещется (двигается, трепыхается?), кто-то явно живой.

«Спокойно, братец, сосредоточься!», – посоветовал слегка оживившийся внутренний голос. – «Давай-ка, поймай его! Главное, не суетись по-пустому. Спокойней действуй…».

Через несколько минут Алекс уже крепко сжимал в ладони гладкую, ещё живую рыбёшку, чья мелкая-мелкая чешуя загадочно переливалась всеми оттенками радуги.

«Грамм на сто семьдесят потянет, никак не меньше», – жадно сглотнув слюну, радостно сообщил деловой и приземлённый внутренний голос. – «А это означает, что в ней содержится грамм сто жидкости. Если, понятное дело, не больше…».

Он запрокинул голову и широко раскрыл рот, после чего поднял вверх правую руку с рыбиной, зажатой в ладони, и так сильно сжал кулак, что ему в рот бойко закапала живительная влага.

Жажда немного притупилась, но где-то часа через полтора ей на смену – единым букетом – пришли другие малоприятные ощущения: противно засаднили сотни мельчайших ожогов, настойчиво заныли многочисленные синяки и ссадины, вновь закружилась голова, а по всему телу разлилась предательская слабость…

«Придётся, братец, срочно звать на помощь специальные навыки», – чуть слышно посоветовал слабеющий на глазах внутренний голос. – «Без них, родимых, в создавшейся пиковой ситуации, похоже, не обойтись…».

О каких таких специальных навыках шла речь?

Дело в том, что Алехандро Пушениг не всегда преподавал испано-язычную литературу в Университете австрийского городка Клагенфурта. В его жизни был и другой период, богатый на различные не скучные события. И виной тому – многочисленные голливудские боевики, так обожаемые подростками всех национальностей. Окончив среднюю школу, юный Алекс решил, что предназначен сугубо для полноценной мужской жизни, наполненной нешуточными опасностями и героическими приключениями. Сперва он закончил полицейскую Академию, и некоторое время проработал в родном Клагенфурте помощником криминального инспектора. Та ещё работёнка, между нами говоря. Беспокойная и неблагодарная. А потом, воспользовавшись старинными связями отца, завербовался на два года во французский Иностранный легион. Зачем – завербовался? Ну, понятное дело, ради получения богатого жизненного опыта, больших денег, громкой славы и разлапистых орденов… Два года пролетели очень быстро, практически незаметно. С деньгами, славой и орденами ничего не получилось. Определённый же жизненный опыт был, безусловно, приобретён. А вместе с ним и некоторые специализированные навыки, весьма полезные в различных неординарных и щекотливых ситуациях.

Алекс, максимально прогнув спину в пояснице (даже позвонки слегка хрустнули), выпрямился на лодочной скамье, расправил плечи, вскинул голову вверх и крепко зажмурил глаза. Через пять-шесть минут, когда были мысленно произнесены нужные слова (молитва – не молитва, так, набор звучных и гортанных фраз на неизвестном языке), он крепко обхватил ладонями колени, безымянными пальцами нащупал нужные контактные точки и, ритмично надавливая на них, начал успокаивающий массаж, заново мысленно повторяя всё тот же набор звучных и гортанных фраз…

Армейская хитрая процедура, как и ожидалось, сработала: все неприятные ощущения сгладились и притупились, время потекло спасительно и странно. Алекс как будто наблюдал за собой со стороны, словно бы смотрел некий документальный фильм, вольготно устроившись в шикарном кресле фешенебельного кинотеатра.

Человек с закрытыми глазами неподвижно сидит в корабельной шлюпке. Вокруг только глухая ночь и бесконечно-спокойное море. А ещё ночное небо, полное ласковых и добрых звёздочек… Беззаботно щёлкают минуты, незаметно сливаясь в полновесные часы, вот, уже и рассвет начинается-зарождается: на востоке – среди тёмных клочковатых облаков – появляется тонкая, робкая и скромная розоватая нитка, которая быстро расширяется-удлиняется, и вскоре уже добрая четверть небосклона окрашена в нежно-алые утренние краски…

Рассвет? Он торопливо открыл глаза и сильно помотал головой, разгоняя по сторонам вязкое наваждение хитрой военной премудрости.

Край светло-малинового солнца уже показался над далёкой линией горизонта, пора было серьёзно задуматься о дальнейших планах и действиях.

Вокруг было только море, над которым – и тут и там – клубились-извивались широкие языки светло-лилового тумана.

«Вот-вот, я и говорю, мол, широкие и длинные языки тумана», – заразительно зевнув, оповестил сонный внутренний голос. – «Они-то, гады слоистые, во всём и виноваты. То бишь, ухудшают видимость, не давая возможности рассмотреть контуры ближайшего берега. Надо, братец, ждать, пока туман рассеется. Ничего не попишешь. Хорошо ещё, что ветер и волны полностью отсутствуют. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Постучи, пожалуйста, вместо меня по какой-либо деревяшке. Например, по древку весла. Спасибо… Ладно, замолкаю. Обещаю в ближайшее время не беспокоить. Покорно и терпеливо ждём…».

Алекс, морщась от вновь проснувшейся – во всех составных частях организма – боли, осторожно склонился над высоким лодочным бортом, намериваясь плеснуть в лицо несколько пригоршней прохладной морской водицы. Но уже через секунду он резко отшатнулся от борта и торопливо отдёрнул руку – примерно в двух с половиной метрах от шлюпки спокойную морскую гладь уверенно, нагло и вальяжно разрезал чёрный треугольник акульего спинного плавника.

«Да, что же это такое творится-то, мать вашу морскую развратную!», – позабыв про данное минуту назад обещание, от души возмутился рассерженный внутренний голос. – «Жрать нечего, пить нечего, всё тело покрыто синяками, ссадинами и волдырями от ожогов. Так нет же, кому-то и этого показалось мало! Вот, ещё и голодных акул подбросили, засранцы могущественные. Знать, для полного и окончательного счастья. Теперь даже и не умыться… У-у, заразы отвязанные!».

На этот раз Алекс был полностью согласен со своим беспокойным и, зачастую, непоследовательным внутренним голосом. Поэтому, когда наглый акулий плавник вновь возник рядом с лодкой, он сразу же вытащил из-за широкого кожаного пояса пистолет, взвёл тугой курок и влепил морской хищнице свинцовую пулю в голову. Вернее, в то место, где эта безобразная голова, скрытая светло-зелёными водами, должна была – по его нехитрым расчётам – находиться.