– Долго спишь, – встретил он Петра недовольным бурчанием.
– Вообще-то ты говорил подойти к шести. – Пастухов достал часы и отщелкнул крышку: – А сейчас без четверти. Так что я вовремя.
– Вовремя он. Садись давай. Да зайди ты в дом, неугомонная! – подкрепив свои слова жестом, крикнул купец жене.
Та стояла на крыльце, наблюдая за сборами через открытые ворота. Работник, похоже, не закрывал их именно из-за нее. Петр заподозрил, что этот ритуал проводов повторяется от раза к разу.
Петр забросил свои лыжи и палки в специальный ящик вдоль борта кузова. Без них в тайге делать нечего. В крайнем случае снегоступы. Но лыжи все же лучше. Вынул из вещмешка торбу с пельменями и положил в другой ящик. Там уже имелась практически такая же и тоже не пустая. Кстати, ящик этот, как и для лыж, был прикреплен уже кустарным способом и назывался… Пельменным. Вот такая местная сибирская особенность.
Закончив с недолгими сборами, залез в салон. Сиденье так себе, простая широкая скамья с прямой спинкой. Но зато покрыта овчиной с короткой шерстью. Самый простой способ не заработать простатит. Бог весть, знают ли тут название этой болезни, но то, что пятую точку студить не стоит, осознают отлично. Впрочем, в салоне было тепло. Производители озаботились обогревом кабины.
Вообще было бы странно при наличии избыточного пара морозить сопли. Хотя… Признаться, Петр не удивился бы такой несуразице. Ведь первые автомобили не имели печки, хотя водяное охлаждение двигателя было в наличии.
Также внушали оптимизм резиновые уплотнители на дверях. Однако и оттуда поддувало, и утеплителя изнутри никакого. От этого на стенках видна изморозь. Возможно, дальше салон прогреется сильнее и иней пропадет, но все одно не особо комфортно. Очень похоже на БТР. Но с другой стороны, Петр ожидал чего-то похуже. Так что вполне на уровне.
Когда машина увеличила обороты и винт начал шумно рубить воздух, толкая сани вперед, Пастухов вновь бросил взгляд на крыльцо дома. Как только они тронулись, жена Завьялова истово перекрестила отъезжающих.
– Всю жизнь торговлей пробавляюсь. Еще сызмальства с отцом хаживал, и ничего, всегда возвращался целым и невредимым. Ну, почти. Но это не важно. Живой же. А она как только поженились, так каждый раз будто на войну провожает, – недовольно бурчал купец, отчего-то испытывая неловкость перед Петром.
– Так, может, ты ее молитвами и целехонек до сих пор, Игнат Пантелеевич?
– Может, и так. Да только привыкнуть уж пора, – огладив одной рукой бороду, ответил он.
– Ты просто не знаешь, что имеешь, потому и оценить этого не можешь.
– А ты можешь, – хмыкнул Завьялов.
– Я могу только сказать, каково это, когда нет семьи. А как оно в семье, ты прав, я не знаю.
– Угу. Иван сказывал, что ты сирота. Н-да. Твоя правда. Важнее семьи в жизни ничего нет.
– Ты прости за любопытство, Игнат Пантелеевич. А отчего же ты своего сына к семейному делу не приставишь?
– Дело-то это немудреное. Я в основном товар подбираю под заказ. Да и спрос у народа давно уж определился, что-то новое требуется редко. Так что все просто, как мычание. Пускай пока учится. Глядишь, до чего нового додумается.
– А если откажется дело твое принять?
– Неволить не стану. Оно ведь знаешь, как говорят: насильно мил не будешь. Так это не только про женитьбу. Ну заставлю я его своим делом заниматься, а у парня, может, какая иная стезя. Вот взять моего прадеда. Охотник был такой, что равных не сыскать даже среди инородцев. У него прямо-таки нюх на пушнину был. А дед не схотел охотой пробавляться, подался в купцы. И батюшка мой, и я по его стопам пошли сами, без понуждения. А вот у сына не вижу тяги к купеческому делу. Он все больше в сторону зятя, Ивана, значит, посматривает. Хочет быть начальным человеком. Посади такого силком, так потом в могиле будешь переворачиваться от того, что он и дело загубит, и себя потеряет.
– Но это же готовый кусок хлеба.
– Это-то так. Но ведь и соперников хватает. Тут ведь зубами хвататься приходится. Я хоть ни одного из татей близко не видел, но уверен, что из всех засад, что на нас были, более половины те, кто хотел мою речку оттяпать. Народ в тайге все больше вдоль речек селится, ну и территории меж купцами по речкам поделены.
– Заболотный? – предположил одного из нападающих Петр.
– Этот вряд ли, – даже покачал головой Завьялов. – Ему бы своей речке с притоками ума дать, куда на мою руку бросать. И потом, будь я хоть малость уверен, что это он, уже давно решил бы вопрос. Эдак куда проще, чем ходить да оглядываться.
– А как же закон?
– А что закон? Тайга еще и не такое покрывала. А человек коли решил тебя порешить, то порешит. Вопрос только когда. И как быть с этим знанием, решать тебе.
Угу. Вот и та парочка, Андрей с Остапом, похоже, смертельно обиделась на Петра. И коль скоро они собирались его на перо поставить, однозначно мирно с ними не разойтись. Придется как-то улаживать вопрос. Хм. Ну или поскорее покинуть Красноярск. Тогда проблема сама собой рассосется.
Поднимая за собой снежную взвесь, сани выскочили на берег Енисея и, скатившись на лед, устремились вниз по течению. Несмотря на то что Петр довольно редко лицезрел этот вид транспорта, он был весьма распространен среди местных купцов. Мало того, аэросани у горожан водились чаще, чем автомобили. Никому не хотелось проиграть в конкурентной борьбе. Ведь аэросани – это не только высокая скорость, но и куда большая грузоподъемность.
А в городе их не встретить из-за их особенности оставлять позади себя чуть ли не целую бурю. По их поводу губернская дума даже приняла специальный указ, согласно которому в аэросанях по городу можно ездить лишь с полуночи и до семи утра. Ну а к лету хозяева и вовсе переводят их в сараи на берегу Енисея.
– Игнат Пантелеевич, а отчего никто не поставит в тайге факторию? Разве это было бы не выгоднее? – полюбопытствовал Петр, скрашивая время в пути.
– Так есть фактории. В городах да селах близ железной дороги.
– Не. Я не про то. В тайге почему не поставить?
– Ага. И охрану минимум в десяток человек. Причем бывалых. Таких, что и сам черт им не брат. Фактория – это уже не один какой-то там купец, получается. Там товару куда как больше. Она все время на одном месте, а значит, можно разведать подходы и устроить внезапное нападение.
– Ну а в селениях?
– В каких? Староверы не позволяют. Купца ненадолго принять – еще туда-сюда, а ставить факторию не дадут даже неподалеку от себя. Веришь, я у них некоторые товары не показываю. Поди продай им курительный табак. Еще и морду набьют. Хотя нюхательный очень даже пользуют. Инородцы, те на месте не сидят. Зимой в одном месте стойбище разбивают, летом в другом, и не факт, что всегда в тех же краях. Вот и выходит, что фактория – дело, конечно, хорошее, но опасное до жути.
