больше, чем она ему.
– Не волнуйся, выпытывать государственные тайны я не собираюсь. Просто хочу знать, действительно ли эта Кайлани… может быть моей матерью. Неужели никто не заметил бы, что у нее округлился живот? Она как-никак дочь короля…
Фируниан кивнул.
– Хорошо, я отвечу. Но сначала ответь ты.
– Что ж, я полагала, что эта руна мешает мне трансформироваться. Когда это поняла, я сразу ее удалила. – Ее взгляд стал жестче. – В борьбе с вами я готова использовать все возможные средства. Но чтобы случайно не превратиться в присутствии людей, я сохранила руну, пока не научусь контролировать свои способности. – Закончив, Эовин требовательно и выжидающе уставилась на него.
– Понятно. – Фируниан положил руки на спинку стула. – Отвечая на твой вопрос: я не знаю, как ей удалось держать это в секрете. Понятия не имею, как и где она могла пересечься с твоим отцом. Мы всего пять лет назад преодолели барьер, который удерживал нас на острове.
Эовин возмущенно посмотрела на него и холодно буркнула:
– Большое спасибо.
– За что?
– За напоминание, что ульфаратцам никогда нельзя верить.
Эовин поднялась со стула.
– Ну подожди, – остановил он. – Я действительно не знаю, поскольку в то время находился в другом районе. Но полагаю, что скрыть беременность оказалось не так уж трудно. – Фируниан кивнул на стул, и она неохотно вернулась. – Наш образ жизни отличен от вашего, – с горечью в голосе продолжил он. – Долгожители, запертые на крошечном островке… Ты себе не представляешь, насколько жалким и бессмысленным ощущалось наше существование. Десятилетия проходили как дни и в то же время тянулись бесконечно. Я так подозреваю, что родители подняли бунт просто от скуки. И это не единственный случай. Поэтому я и решил выбрать военную карьеру, чтобы хотя бы иногда находить себе занятие.
Эовин удивленно посмотрела на него. Такой откровенности от ульфаратца она не ожидала. В то же время сердце болезненно сжалось. Она никогда не задумывалась, насколько тяжело далось изгнанникам существование в новых условиях. Хотя, возможно, Фируниан просто преувеличивал. В конце концов, они не были заперты в тюремной камере, а могли изменить жизнь на острове в соответствии с собственными представлениями.
– Как это связано с Кайлани?
– Когда проводишь столетия в присутствии одних и тех же людей, начинаешь ценить одиночество. Увы, не многие из нас добились такой привилегии, поскольку пространство очень ограничено.
– Но у Кайлани такая привилегия была?
– Да. Политикой она не слишком интересовалась, и отец разрешил ей выйти в отставку. Я сам ее очень редко видел за последние триста лет…
– Триста лет? – ошеломленно переспросила Эовин. На вид ему было лет двадцать, может, чуть-чуть больше.
– Ну да, – как ни в чем не бывало, кивнул он.
– А сколько тебе сейчас? – потрясенно спросила она.
Он нахмурился, будто вспоминал и подсчитывал. Похоже, при такой продолжительности жизни годам не придавали особого значения.
– Четыреста двенадцать.
Эовин закашлялась.
– А сколько лет Кайлани?
– Она старше меня всего на двадцать лет. Мы с ней и мои брат и сестра – последние дети, которые родились в нашем народе.
Эовин удивленно моргнула. Никаких детей за четыреста лет! Неудивительно, что ульфаратцы считали свое существование бессмысленным. При таких обстоятельствах их долголетие воспринималось скорее как проклятие, чем благословение.
– А почему вы не можете иметь детей?
– Да можем, просто было решено воздерживаться от этого.
– Почему?
– Потому что наши ресурсы не безграничны. В отличие от ваших. Вы свободны, у вас всего в достатке, и вы плодитесь, плодитесь, плодитесь…
– Так вы поэтому так ненавидите людей?
– В частности.
– Но мы же не виноваты. Это боги решили судьбу вашего народа.
Он покосился на стопку книг в углу.
– Эти ваши сказки… одна большая ложь.
– Ты это о чем? – прищурилась Эовин.
– Вы наивно верите, что стали неким венцом творения после того, как ульфаратцы были изгнаны, – презрительно фыркнул он.
– А как все происходило, по-твоему? Изложи свою версию.
– Что ж, прежде всего, – Фируниан подался вперед, – это не просто версия, это правда. Мы помним свое прошлое гораздо лучше и дальше, чем вы свое. – При этом он зыркнул на нее с такой обидой, что Эовин невольно содрогнулась. – В Алрионе уже жили люди, когда сюда перебрались ульфаратцы. Именно они принесли людям прогресс, процветание, даже научили их магии. Некоторое время два народа жили в мире и согласии. Но постепенно люди становились все жаднее, им хотелось все большего. Они использовали полученные от ульфаратцев знания, чтобы развязать войну. Потери с обеих сторон были колоссальными, но в конечном итоге благодаря численному превосходству победили люди. Нас всегда насчитывалось меньше, поскольку мы жили дольше. Люди вернули нас на наш остров и воздвигли магический барьер, так что мы оказались заперты.
– В твоей истории кое-что не сходится, – заметила Эовин. – Ни один человек не смог бы провернуть подобное.
– Полагаю, тут вам помогли ваши так называемые боги.
– Наши? – с недоумением переспросила Эовин. Она слышала, что разные народы Алриона могли по-разному называть тех или иных богов и по-разному интерпретировать их учения, но никогда не сомневалась, что мир, каким она его знала, создали Эдеон, Ария, Тедон, Бесок и Лекса.
– По крайней мере, мы о них ничего не слышали, пока не разразилась война.
Эовин тяжело вздохнула. Вероятно, при других обстоятельствах эта историко-богословская дискуссия увлекла бы ее куда больше, но сейчас она никак не помогала. Эовин немного помолчала, пытаясь разобраться в своих мыслях, упорядочить полученную информацию и найти в этом потоке то, что имело непосредственное отношение к ней самой.
– Значит, ты считаешь, что Кайлани действительно моя мать и она как-то ухитрилась скрыть беременность, поскольку ульфаратцам было категорически запрещено заводить детей?
– Да.
– А я на нее похожа? – вырвалось прежде, чем Эовин успела взять себя в руки. В следующий момент она уже об этом пожалела. Не хотелось выставлять себя дурой хотелось, чтобы Фируниан догадался, как сильно она желала узнать о своей матери.
– Кроме цвета глаз? – Казалось, ульфаратец не считал ее чрезмерное любопытство слабостью, наоборот, принялся внимательно рассматривать Эовин. – У нее светлее волосы и не такие полные губы, но вы одного роста и телосложения. – Он улыбнулся. – А еще вы одинаково пахнете, хотя твой запах значительно слабее. Не будь это так странно, я наверняка заметил бы раньше.
На языке вертелось столько вопросов… например, жива ли мать, где она, как поживает, но Эовин сумела вовремя одернуть себя. Не стоило так быстро привязываться к незнакомой женщине, которая могла начать манипулировать ею, тем самым ослабив и сделав уязвимой. Следовало сохранить разум трезвым. Каким бы добрым и обходительным ни стал вдруг
