не опустить уши и не выдать терзавшего его волнения. Он вонзил ногти в ладони. Физическая боль была предпочтительнее тошнотворного страха.
Наконец, Сетерис едва заметно наклонил голову.
– Ваша светлость, мы готовы приступить к работе в канцелярии, когда вам будет угодно.
У Майи едва не вырвалось предательское «спасибо». Но он умудрился сдержаться и с трудом выговорил:
– Кузен, вы можете передать лорд-канцлеру, что мы ничуть не сомневаемся в вашей компетентности.
Лесть не подействовала.
– Ваша светлость, – все так же холодно произнес Сетерис, поклонился и вышел.
Когда дверь закрылась, Ксевет воскликнул:
– Ваша светлость? С вами все в порядке?
– Мы в порядке, спасибо, – пробормотал Майя, расцепив пальцы.
– Ему не следовало так говорить с вами.
– Неважно, – сказал Майя. – Не будем больше это обсуждать. Мы и без того потратили на нашего кузена слишком много драгоценного времени. Скажите нам, что еще запланировано на сегодня.
– Да, ваша светлость, – ответил Ксевет, шурша бумагами. Но от Майи не укрылся задумчивый взгляд, украдкой брошенный на него Ксеветом, и он понял, что секретаря одолевает любопытство.
Его внезапно охватил гнев, и он произнес хриплым, срывающимся голосом:
– Мы не желаем больше никогда говорить о нашем кузене.
– Да, ваша светлость, – хором ответили ноэчарей и Ксевет, и все трое поклонились ему.
«Ты император, – с горечью напомнил себе Майя. – Смотри, как твои слуги повинуются тебе, и будь доволен».
Он провел утро, занимаясь разнообразными вопросами, которые секретари Свидетелей и лорд-канцлера должны были согласовывать с ним, прежде чем продолжать управлять империей. Майя внимательно слушал докладчиков и старался тщательно обдумывать каждую проблему, прежде чем принять решение. Не понимая чего-нибудь, он по-прежнему чувствовал себя униженным, но в случае необходимости задавал вопросы.
«Лучше спросить», – повторял он себе снова и снова, стиснув зубы, и все равно почувствовал невыразимое облегчение, когда Ксевет твердо объявил, что императору пора обедать, и секретарям велено было разойтись.
Но последний незаметный, нервный секретарь, которого Майя не отличил бы от десятка других секретарей, в дверях столкнулся с самим Чаваром. За лорд-канцлером следовала многочисленная свита.
– Ваша светлость, – с порога напустился на Майю Чавар. – Мы должны немедленно переговорить с вами по поводу замужества эрцгерцогини Вэдеро.
Ксевет начал было:
– Его светлость…
Но Майя жестом остановил секретаря. Глаза у Чавара коварно поблескивали, и Майя заподозрил неладное. Он подумал, что лучше сейчас узнать, в чем дело, что так взволновало Чавара. Позднее ситуация могла ухудшиться.
– Мы узнали, – сказал Чавар, – что ваша светлость не склонны продолжать переговоры с домом Тетимада, начатые покойным императором.
Майя не сумел скрыть изумления. Кто-то проболтался, и он знал, что это были не его подчиненные и не фрейлины Вэдеро.
– Мы пока не решили окончательно, стоит ли это делать, – пробормотал он, приготовившись к упрекам, но Чавар продолжал, не слушая его:
– Мы бы никогда не посоветовали покойному императору заключать такой союз, и мы очень рады узнать, что вы, ваша светлость, проявляете благоразумие. Особенно потому, что, как известно вашей светлости, существует другая выгодная партия, которой вы рискуете лишиться.
Майя был ошеломлен и не знал, что следует ответить, поэтому жестом велел чиновнику продолжать. Чавар разглагольствовал, безуспешно пытаясь притвориться незаинтересованным, но все тот же коварный блеск в глазах говорил о том, что у него имеются скрытые мотивы.
– Если мы правильно понимаем, – сказал он, – вы, ваша светлость, получили некое предложение от графа Баджевеля.
После этого многое прояснилось. И, словно его бес попутал, Майя спросил:
– Вы имеете в виду предложение взять в жены его дочь?
– Что? Какая нелепость! – вскричал Чавар. – Это невозможно… Это все равно, что жениться на Ксору Джасанай!
Майя покосился на Ксевета, который приподнял брови и с саркастическим видом пошевелил ушами. Очевидно, сотрудники лорд-канцлера не уделили должного внимания письму графа Баджевеля. Но Чавара было не остановить:
– Мы имели в виду предполагаемый брак между эрцгерцогиней Вэдеро и осмером Баджеваром.
– Граф Баджевель действительно о чем-то таком упоминал, – осторожно сказал Майя. Он чувствовал себя как дикое животное, почуявшее приближение волчьей стаи.
– Союз с домом Баджевада являлся одним из самых заветных желаний Варенечибеля, – заявил Чавар. Все это время он наступал на Майю, пытаясь устрашить собеседника громким голосом и воинственным видом. Майя заметил, что невольно пятится. Чавар не останавливался.
«Он знает, – думал Майя. – Знает, что ты боишься вступать в конфликт, понимает, что может надавить на тебя, даже не прибегая к угрозам и брани».
Он замер, решив, что больше не сдвинется с места.
– В настоящее время мы рассматриваем оба предложения графа Баджевеля, а также претензии герцога Тетимеля. Поскольку наш покойный отец не делился с нами своими соображениями по поводу государственных дел, мы можем полагаться исключительно на указания, зафиксированные в письменном виде.
Чавар раздулся, как жаба, но Майя подумал: «Он не может тебя ударить, не может невзлюбить тебя еще сильнее. Пусть злится сколько угодно, тебе ничто не угрожает». Он не вполне верил сам себе, однако ни в коем случае не собирался демонстрировать лорд-канцлеру своих истинных чувств.
Чавар прошипел:
– Вы сомневаетесь в наших словах, ваша светлость?
Обвинение во лжи императору было делом серьезным, и Майя понимал, что не следует прямо отвечать на такой вопрос. Он сказал:
– В управлении государством мы собираемся руководствоваться следующим принципом: если Варенечибель Четвертый не оставил письменных инструкций, мы будем принимать решения самостоятельно.
Он пристально взглянул на Чавара, который брызгал слюной и бормотал что-то нечленораздельное, и добавил:
– А сейчас мы, к сожалению, должны вас покинуть, лорд-канцлер. Мы опаздываем на обед.
Он обошел Чавара и направился к дверям. Он знал, что не может держаться так же величественно, как лорд-канцлер, но изо всех сил постарался придать себе надменный вид.
Несмотря на задержку, вызванную появлением лорд-канцлера, Майя не торопился с обедом. Он спокойно ел кисловатый свекольный суп с булочками с олениной и маринованным имбирем, а Ксевет рассказывал, какие дела ждут императора после обеда. Время от времени главе государства приходилось давать аудиенции отдельным лицам из числа придворных, которые просили о каких-либо милостях, жаловались на несправедливости или желали лично сообщить императору некие, по их мнению, чрезвычайно важные сведения. Иногда аудиенции испрашивали также простолюдины, но такое (по словам Ксевета) происходило крайне редко, в исключительных случаях. Ксевет принялся разъяснять процедуру отбора и отсеивания простых просителей, и Майя подумал, что правительство, кажется, задалось целью отдалить императора от его подданных. Он не стал комментировать рассказ секретаря. В каком-то смысле это обрадовало его, так как он пока не был готов к встрече с народом, но, размышляя о принципах управления государством, он решил, что этот принцип не из лучших.
Ксевет извлек из папки очередной список – расписание аудиенций на вторую половину дня.
– Посетителей будем впускать строго по времени, никаких задержек не предвидится, – заверил Майю Ксевет, вероятно, угадав мрачные предчувствия императора по выражению его лица или положению ушей.
Майя кивнул и постарался успокоиться, хотя список был очень длинным и содержал имена придворных, которых он не знал лично. Он не имел ни малейшего понятия, кто они такие. Однако через несколько минут Ксевет
