что он, возможно, был прав.
Снегоход сорвался с места, унося ее подальше от выстрелов. Это могло стать спасением – но не стало, они ездить на снегоходах тоже умели. Они возникали прямо перед ней, отрезали ей путь, и Вердад приходилось резко поворачивать, обдавая своих преследователей снежными фонтанами. Пару раз она чуть не упала, раненый бок болел все сильнее. Хотелось беспомощно расплакаться – а нельзя, ее сейчас любая ошибка погубить может.
Ей пришлось признать, что в город ее никто не пустит. Вердад вывернула руль, направляя снегоход в сторону сторожевой стены. Главные ворота располагались в другой части города, здесь были небольшие, запасные, предназначенные для путешественников со станции Борей. А еще были стоки, по которым из города выбрасывали лишний снег после бурь. Обнаружив, что эти стоки сейчас открыты, Вердад наконец приняла решение.
Она впервые в жизни вырвалась из города одна. Впервые – и, скорее всего, в последний раз, немеющий правый бок намекал на это. Ей было жалко собственную жизнь – такую многообещающую вначале, а теперь несправедливо короткую. Но Вердад запретила себе думать об этом. Дядя Элия наверняка оставался сильным до конца. Если он вдруг смотрит на нее сейчас, она должна сделать так, чтобы он гордился ею.
Здесь ехать было куда проще, чем в городе, снегоход летел вперед легко и свободно. Но Вердад понимала, что у такой свободы есть цена: ее наверняка было видно издалека, ей нужно было где-то спрятаться.
Идеальным вариантом стали бы Ледяные Хребты, но она знала, что не доберется до них – слишком далеко. Пришлось довольствоваться нагромождением ледяных глыб, которые появились неподалеку от города, когда после очередной бури вдруг пришла оттепель. Это было паршивое убежище – но хоть какое-то… И там могла быть полынья. Если у Вердад получится прыгнуть туда, они уже не смогут использовать ее тело, никак.
Мысль о собственной смерти отнимала у нее силы, и слезы все-таки пролились – замерзая на ветру и усиливая холодовые ожоги. Какая уже разница? Все закончится так или иначе: или ее добьет рана, или холод, или ледяная вода. В воде, возможно, будет быстро и не больно… и на ее условиях. Это тоже важно.
Она добралась до ледяных глыб, обманчиво мирно сияющих на солнце. Там Вердад бросила снегоход и наконец позволила себе обернуться. Вдруг они не заметили ее побег? Вдруг ей вообще не обязательно умирать, можно ехать дальше, до станции Борей, и попросить о помощи?
Не сложилось. Они отстали от нее, но ненадолго, она уже видела приближающиеся со стороны города точки снегоходов. Не выйдет от них убежать… Ее мутило, голова кружилась, кожа горела от холода. Боль в боку не вернулась, но кровь все еще лилась, и Вердад поспешно намотала вокруг талии шарф, чтобы не оставить след из алых капель.
Она двинулась в ледяной лабиринт, спешила – но то и дело падала, поддаваясь слабости. Она чувствовала себя маленькой и какой-то беспомощной… В мире было так много людей, которые любили ее и хотели бы помочь, а умереть ей все равно предстояло в одиночестве.
За очередным поворотом Вердад обнаружила целую стаю сурнджи. Они, заметив ее, с писком разбежались в разные стороны, и она увидела, что падальщиков привлекли три туши особенно крупных снежных демонов, которые, судя по их состоянию, валялись здесь не первый день.
Это было отвратительно – и как раз то, что ей нужно. Следы сурнджи должны были скрыть ее собственные следы, эти увальни затоптали весь снег. Ну а мертвые снежные демоны… у них перед Вердад был должок еще со времен смерти ее деда, и теперь она собиралась этот долг потребовать.
Преодолевая страх, боль и брезгливость, Вердад забралась в одно из мертвых тел. Ее шарф уже пропитался кровью, и теперь она точно знала: это конец. После таких ран не выживают. Но знала она и то, что зараженные не смогут использовать ее тело, вообще никак.
В темноту смерти Вердад вошла с мыслями о своей последней победе.
* * *
Бывают опасные миссии, бывают сложные, а бывают просто омерзительные. Миссия на Хионе была всем сразу.
Рале мог справиться со многими угрозами, если понимал их. Но опустевший город, заметенный снегом, по-прежнему оставался чем-то непостижимым. Чем больше они узнавали, тем меньше смысла было в ситуации, а ведь должно быть наоборот!
Главное, нужного оборудования пока не было. Рале понимал, что сдаваться еще рано, что они осмотрели лишь незначительную часть города. Но нехорошие мысли уже посещали: что будет, если они так и не достанут «Стрелу»? Не найдут оборудование, Триан рискнет – и не сможет? Сколько они продержатся здесь – и ради чего вообще держаться?
Разумеется, он не говорил об этом, Рале не собирался устраивать истерику перед всей командой. На этой миссии даже Стерлинг благоразумно помалкивал, что случалось совсем уж редко. Но спрятаться от своих мыслей куда сложнее, чем спрятать их от других. Предчувствие беды не уходило, оно лишь нарастало.
Лукия заметила, что происходит с командой, и выделила время на отдых. На Хионе сложно было сказать, день сейчас или ночь – буря стирала разницу во времени суток. Но они решили, что ночь. На миссиях команде было строжайше запрещено есть и пить, да в покинутом городе, полном трупов, этого и не хотелось. Сон оставался единственной приемлемой формой восстановления сил.
Они выбрали один из жилых домов, в которых трупов и следов погрома не было, разошлись по квартирам. Рале досталась уютная спальня, уже прогревшаяся благодаря запущенному Киганом отоплению. Кровать здесь была удобной, она стояла у самого окна, позволяя наблюдать за метелью.
Рале усмехнулся, невольно подумав о том, что предпочел бы и менее удобную постель, если бы ее можно было разделить с кем-то. Да понятно, с кем… Наивная мысль, которая безобидна лишь до тех пор, пока ее не воспринимают всерьез. Рале прекрасно понимал, что некоторые желания просто невыполнимы, нет у них шанса стать реальностью. Но они все равно помогают… С мыслями об этом желании он и задремал.
А проснулся он от стука. Этот звук, мерный и звонкий, поймал его на границе дремоты и глубокого сна, из такого выныривать – сомнительное удовольствие. В первые секунды Рале чувствовал себя скованным, растерянным, не понимал до конца, что происходит. Потом реальность начала возвращаться.
Стучали не в дверь – если бы к нему пришел кто-то из команды, они бы уже ввалились, тут скромных и робких людей не было. Но звук доносился с другой стороны – от окна, возле которого лежал Рале. Так бывает, когда кто-то мерно и настойчиво стучит пальцем по стеклу.
И кто-то действительно стучал. Сначала Рале увидел
